Воевода был тяжело ранен, а бежавшие укрылись за стрелецкой обороной. Не зря готовились - гуляй-города там не было, потому пришлось помудрить и помахать топорами, валя деревья и устраивая из них загородь. Рубили так, чтоб оставались пни - до сосков отмеряя, чтоб пищали класть удобно. Отсекали ветки не у ствола, а чтоб дерево становилось рогаточной растопырой. И так укладывали, остриями в сторону атакующих. Овраги там имелись, так все это разумно сочетали - как рвы с завалами. Запас чеснока весь срасходовали. Преследовавшие татарове, уже празднующие победу, с ходу напоролись на эту оборону и стрельцы дали залп прицельно. Солоно пришлось - атаковали ордынцы яростно и неудержимо, без обоза все их дело рушилось сразу. Резались весь день, пороховой дым затягивал слоистым туманом поле. Вот там было страшно, потому как татаров было вдесятеро больше. И лезли они осатанело.

Хан - настоящий воин. Сам свои тысячи в бой водил. До самой ночи рубились яростно. Стрельцам тоже приходилось сечься, да еще с неба сыпались тысячи стрел. Ночь мигом пролетела и сеча пошла с новой силой. Только вот уже стрелы у татар кончились, потому резня шла не в пользу ордынцев. А порох и пули у стрельцов еще имелись. И били они почти в упор, шили увесистые свинцовые шарики, размером с голубиное яйцо, сразу по два - три врага. И тогда татарам еще огневой бой был внове, это сейчас уже и сами научились.

За это время полоненный обоз ушел уже так далеко, что догнать его и степняки не смогли б. Хан это понял, обошел забивший пробкой дорогу русский отряд и пошел восвояси, не солоно хлебавши. Провалился Большой поход бесславно. Пошли татарове по шерсть, а ушли сами обстрижены. А Великий государь милостиво одарил и воеводу и ратников. Сотник поцокал языком, вспоминая с удовольствием свое первое дело.

За разговором и свечерело. Клевавший носом Паштет с трудом поднялся на ноги, потер ладонями лицо. Странно было - противное ощущение, словно не своя кожа, а сохлая залежавшаяся колбаса, покрытая липким и мерзким налетом. Козырнул автоматически сотнику, сам понял по удивленным глазам стрельцов, что к такому жесту они не приучены, но уже было как-то наплевать. Как-то сам собой воинский этот жест получился.

Камарады дремали в теньке от телег. Сел рядышком, вытянул ноги и как провалился. И зло разобрало, как когда-то в аэропорту, когда не мог понять, как работают краны в туалете, новомодные какие-то присобачили, то ли лазерные, то ли еще как - но с ходу было не понять, как их, подлюк, открывать. Хоть канючь, как тот герой анекдота: "Краник откройся!" И в этой громадной душевой, тоже ни черта было не понять - как воду-то включить? Заковыристые сантехнические приблуды нагло сверкали никелированными частями, пускали яркие блики, но воды не удавалось добыть. Ну не лизать же влажные стенки? И на полу, как на грех очень ровном и гладком ни одной лужицы. Чертовщина! Вот придется идти в бассейн, что за стенкой и пить воду оттуда, хотя она и с хлоркой.