Вдоль стен на небольших подиумах сидели в креслах знаменитые русские ученые. Трехметровые статуи были отлиты из "никелевой бронзы", то есть фактически из мельхиора. А чтобы они не позеленели, то их обильно посеребрили, а Беклемишев очень красиво "навел тени" — так что персонажи выглядели очень фактурно. А напротив входа, в закрытой стеклом нише, отделанной розовым мрамором, на невысоком серебристом пьедестале стояла пятиметровая Камилла. Все же Владимир Александрович на самом деле гениальный скульптор: у него в распоряжении были две случайно сохранившиеся фотографии девушки — причем "современные", на которых она выглядела испуганно-серьезной. И с полсотни рисунков, которые уже я сотворил, пытаясь донести до художника моё ощущение.

Петр первым, почти бегом, подошел к нише, довольно долго смотрел на изображение сестры, а потом заплакал…

— Как живая, сестренка моя, как живая — приговаривал он сквозь слезы. А затем, повернувшись в Беклемишеву, обнял его и стал благодарить.

А я стоял в отдалении, с обнимающей меня Василисой с одной стороны и держа под руку Машку, умостившуюся с другой, и с каким-то странным чувством смотрел на Камиллу. Действительно, как живая. И я вдруг совершенно непроизвольно проговорил вслух:

— Камилла, я выполнил свое обещание.

— Ты молодец, — шепнула мне на ухо дочь наша, а Васька с какой-то непосредственностью добавила:

— И теперь ты можешь быть от нее свободен…

Только мы знали, что там, в этой нише, стоит сорокатонная золотая статуя на двенадцатитонном платиновом пьедестале. Я выполнил обещание, но почему-то мне было очень грустно…

Глава 24

Глава 24

Вениамин Григорьевич выслушал командиров учебного батальона очень спокойно — внешне очень спокойно, хотя внутри у него что-то сжалось и разжиматься явно не собиралось. Отправляясь в далекую "командировку", как называл этот вояж внезапный родственник, Вениамин Григорьевич считал, что предстоит ему полгода необременительных занятий: в ученики ему определили все же офицеров, хотя и бывших. Но приступив к работе, он быстро понял: просто не будет. Офицеры-то они офицеры…. вот только умели они в лучшем случае саблей махать. И не рубиться, а взмахами указывать, куда солдатикам стрелять или бежать надо.

Дополнительной проблемой стало и то, что большинство из учеников русского языка не знало вовсе. А переводчики — знали, но не совсем в совершенстве. То есть в русском трактире с голоду бы они не померли, но половой вряд ли им принес хотя бы половину из того, что они действительно хотели заказать.

Однако обучать людей было надо — и хорошо, что товарищ родственника, который, собственно, этого обучения и просил, не погнушался через месяц приехать и разузнать как идут дела. И он, по счастью, на русском разговаривать мог вполне понятно.