Это была цыганка, прикрывавшая обнаженные груди скрещенными руками и в смиренном ужасе взиравшая на окровавленное существо перед собой. К стыду своему я вынужден признаться в том, что, торопясь уйти, я позабыл об этой пленнице.

Дракула почувствовал, как жажда крови затуманила ему разум, зрение и способность восприятия. Вокруг осталось лишь мясо и кровь, все превратилось в добычу.

Он чувствовал тепло тела девушки, слышал, как качает ее сердце кровь, видел, как пульсируют ее вены, и все это с обостренным восприятием, недоступным чувствам обычного человека.

Он уже чувствовал вкус сладкой крови, которая была совсем рядом. Но затем он почувствовал, будто что-то свербит у него в подсознании, что-то забытое, но с трудом припоминаемое, терзающее мозг, какой-то шепот совести, слабый отголосок того, что осталось от него как человека. Атавистическое животное начало, вселившееся теперь в его тело, взревело, стараясь подавить эту слабую мольбу.

Он нагнул шею девушки, обнажив вену, пульсировавшую столь манящим образом. Она, перепуганная насмерть, не оказывала сопротивления.

Мы с Люси отправились помогать остальным партизанам выводить заключенных из товарного вагона в грузовики. Многих пришлось выносить на руках. Я помог какой-то пожилой женщине — клянусь, она весила не больше крупной кошки — и она глядела на меня такими глазами, будто ее нес на руках сам Христос-Спаситель.

Крики и звуки борьбы, раздававшиеся из люксовых вагонов, прекратились. Ни звука, кроме журчания речных порогов. Казалось, мы все одновременно повернулись, увидев Дракулу, вышедшего из вагона с девушкой на руках. Она была завернута в его плащ.

Лицо Дракулы представляло собой зрелище не для слабонервных. Только когда человек лично сталкивается с такими ужасами, он способен понять, что это такое, и как это выглядит. Лицо его было еще искажено жаждой крови, глаза пылали демонической яростью, рот, руки и манишка были покрыты ярко-красной свежей и засохшей кровью после отвратительной трапезы. Да и весь его внешний облик в целом был ужасающим, на него страшно было даже взглянуть.

В юности, под влиянием жутких рассказов дедушки, я стал один за другим поглощать литературу о загадках и ужасах, особенно вымышленных писателями историй, в дешевых «желтоватых» изданиях. Я гордился своим «сокровищем» — почти полным собранием «Страшных историй» («Weird Tales») — американским журналом, печатавшим произведения самого разного качества. Некоторые из этих «историй» были способны сделать спокойный сон невозможным, заставляя меня, как в горячечном бреду, бормотать, к великому ужасу моих родителей: «Текели-ли! Текели-ли! Йа! Йа! Ктулху! Йог-Сотот!»[34] Но несмотря на все эти адские, кошмарные байки я все равно оказался неготовым увидеть это зрелище — вампира, выходящего из кровавой бани.