По прибытии в дом Дракула сразу же отправился в свою занавешенную шторами комнату. Ее отец выглядел чрезвычайно изнуренным, и Люсиль отправила его спать со стаканом теплого молока. Она опасалась за его здоровье. Тяжелые бессонные дни и ночи, требовавшие от него всех сил и энергии, напряжение, которое он испытывал и которое накладывалось на него из-за той роли, которую он играл в руководстве Сопротивления, были слишком велики для человека его возраста.

Она решила дождаться, пока он не допьет молоко. Она добавила ему в стакан легкое успокоительное. В конце концов, она же дочь врача.

«И кто тут из нас двоих ребенок?», спросил он, почувствовав присутствие в молоке лекарства и с отвращением скривив губы.

«Никто», ответила она. «Просто мы присматриваем друг за другом. Как делают это солдаты и члены семьи».

«Тогда с моей стороны было бы пренебрежением своими обязанностями не предупредить тебя еще раз», устало улыбнулся дочери Ван Хельсинг. «Будь осторожна с ним».

Она ничего не ответила. Поцеловав старика в лоб, она выключила свет и ушла. Он уже храпел до того, как она полностью закрыла дверь.

Внизу, когда она мыла на кухне в раковине стакан, к ней тут же прибежал этот англичанин, который без видимой причины начал копаться в шкафу. Она так устала от его постоянных домогательств. Почему она до сих пор не смогла подавить его неуместную, лишенную всяких оснований пылкую страсть? Ведь она же смогла захлопнуть двери перед носом многих таких же, как он. Из тех, кто от ухаживаний тут же переходят к разговорам о браке после одного-единственного поцелуя, танца или просто подмигивания из другого угла ночного клуба, а на следующий день уже начинают придумывать имена их общим детям. И каждый из этих заблуждавшихся в конце концов прислушивался к голосу разума и переставал за ней таскаться. Ну конечно, некоторые ушли с пересыпанными ругательствами гневными речами, а некоторые присылали ужасно несчастные, убитые горем письма. Но ухаживания, которых она не желала, заканчивались. Но тут…

Когда она мыла стакан, она осмотрела Харкера. Новые «полковые» усики никак не могли скрыть его молодость, а на самом деле даже подчеркивали его мальчишескую внешность. Он выглядел как подросток в пьесе школьного театра с тонкой линией, прочерченной карандашом для век над верхней губой. Веки его опускались к внешним уголкам, небольшой монголоидной складкой, что придавало его лицу несколько меланхолический облик. В результате получалось не столько то, что у него был печальный вид, сколько то, что он разделяет вместе с вами вашу печаль.