Соблюдая приличия, он встал, когда она вошла.
«Мисс Ван Хельсинг», слегка поклонившись, сказал он ей. «Разве вы не должны сейчас спать?»
«Сон бежит от меня после таких ночей», объяснила она и улыбнулась ему. «Но вы — разве вы никогда не спите? Есть сведения о том, что вы спали в гробу».
«Вы уже говорили как-то об этом раньше. Иногда я пользовался гробом, как видом транспорта. Путешествовать при дневном свете может оказаться для меня делом опасным, да и таможенные инспекторы не очень удивятся, обнаружив в гробу мертвеца».
«Но разве вам не требуется сохранять контакт с родной землей? Вы же клали ее в гроб, верно?»
«Вы думаете, что я лежу в земле? Откуда исходят такие идеи? От вашего отца?»
«Нет. Как я уже говорила, он никогда не разговаривал со мной о вас. Они исходят из той книги о вас».
«Ох, из этого водевиля. С якобы подлинным рассказом о моем прошлом?»
«Не совсем. Она продавалась как художественное произведение, но все же, до некоторое степени, она повествует о вас и о моем отце в Англии. О Мине. Люси Вестенра. О приключениях дедушки Харкера здесь, в Трансильвании».
«Мина и Люси…» Дракула посмотрел во мрак, задумавшись. «Как я уже говорил, тогда я был другим человеком. Представьте себе, вы живете так долго, и вам всё начинает надоедать, вам становится… скучно. В высшей степени скучно, и следующий этап — это то, что некоторые философы считают экзистенциальным нигилизмом.
Именно такое состояние в конечном итоге и привело к моему вторжению и бесчинствам в Англии».
«А на какой стадии вы находитесь сейчас?», спросила она.
«Поживем — увидим», ответил он. «Поиски смысла жизни — нелегкое испытание, и существует множество путей, выбрав которые, можно заблудиться».
«Я тоже нахожусь в таком же странствии».
Они помолчали.
«Я вас понимаю», сказала Люсиль. «Серьезно. У меня у самой был период необузданных приключений и авантюр. Как только я стала совершеннолетней, я сбежала из этого дома. Можно назвать это подростковым бунтарством; два человека слишком долго были слишком близки. Но Брашов казался мне слишком маленьким, такой грубой деревней, а мне хотелось гораздо большего. Да и Румыния в целом казалась маленькой и жалкой детской площадкой».
«А теперь вы рискуете ради нее своей жизнью».
«Чертова ирония судьбы, правда?»
«И куда же вы отправились?»
«Побывала везде, во всех центрах бурлящей жизни: в Париже, Берлине, Лондоне, Нью-Йорке, в Калифорнии, Гонконге, Индии… Это было время… До войны было время экспериментов. Не только у меня. Это же были двадцатые годы… Молодежь всего мира ударилась в вакханалию. Я и сама немного с ума сходила. И почувствовала… что это уже слишком. В конце концов я вернулась домой, к прежней жизни, унявшись и предупредив отца, что нацисты уже маршируют, взбивая пыль своими сапогами.