Я задумался над этой фразой, готовый уже поправить ее или же попросить ее пояснить их смысл, но тут она, пользуясь тем, что держала меня за руку, притянула меня к себе. И поцеловала меня в губы, просто легонько чмокнув, но все же шокировав меня этим. И я имею в виду именно шок, потому что я почувствовал какой-то электрический заряд, пробежавший по всему моему телу — от губ к самым подошвам ног.

Не успел я опомниться, как она вскочила и умчалась. Я снова почувствовал эту самую краску возбуждения у себя на лице, и лишь через некоторое время сумел прийти в себя. Я решил прогуляться, немного развеяться, успокоившись.

Бродя по пещере, я удивлялся тому, как цыгане сумели обустроить себе здесь свой быт, сколько стойкости и способности приспособиться демонстрирует человек, всегда и везде. Какими бы ни были преследования, невзгоды и тяготы, бедствия — антропогенные или же в результате буйства природы — люди всегда находят способ выжить, даже найти какие-то остатки счастья.

Эти мои размышления неоднократно прерывались сладостными, навязчивыми мыслями о черноокой цыганской красавице. Некоторыми этими экзотическими видениями гордиться я не могу, так как они были на грани блуда. Чтобы сохранить уважение к самому себе, я продолжил свой осмотр молчаливых пещер.

В пещере с наскальными рисунками я обнаружил Люси. Она лежала на спине, луч ее фонарика, работавшего от батарейки, плясал по расписанному потолку. Момент был самым подходящим, чтобы с ней поболтать.

Я сел рядом с ней и воспользовался этой возможностью, чтобы полюбоваться красотой черт ее лица, освещенных мягким отраженным обволакивающим светом, и обнаружил, что сравниваю его со специфическим очарованием Малевы.

«Поразительно», заметила она. «Такая красота, но мало кто ее может оценить. И создано все это людьми, которые изготавливали все свои инструменты из камня.

Вот чем мы отличаемся от низших существ».

«А немцев включаешь в объект своего восхищения?», пошутил я.

«Вообще-то тебе следовало бы увидеть кое-какую архитектуру, созданную немцами. Часть ее довольно красива в своем зверском стиле. Лучшую выставку в Берлине провели тогда, когда Гитлер собрал то, что он считал «дегенеративным искусством». Экспозиция интенсивно распродавалась, что полностью разрушило его замысел.

И я знаю массу очень талантливых людей из мира искусства, которые являются законченными садистами. Нет, искусство не делает нас гуманными, или просто людьми».

«И это ставит на повестку дня следующий вопрос», сказал я и тоже лег на спину, присоединившись к ее восхищению нарисованной на потолке лошадью, пойманной в круг света ее фонарика.