Допустим, он заслужил. Что-то он заслужил определённо, но именно ли это?

– Так и что же со мной будет?

Фиговидец, по-моему, никогда ещё не держал спину так прямо, как сейчас. И руки за спиной, хотя никто его к этому не принуждал.

– Ничего. Домой пойдёте.

– Куда я пойду?

– Домой.

– Ну как это домой? – закричал фарисей почти в истерике. – Как это ничего, когда чего?

Канцлер бегло улыбнулся.

– А вам, значит, требуется, чтобы вас расстреляли? Заковали в цепи? Посадили в тюрьму… какой-нибудь такой подвал с крысами и злым надсмотрщиком. – Он понимающе, без сочувствия вгляделся в помертвевшее лицо. – О да, вы хотите цепей, крыс и подвала. А ведь я вас предупреждал, предупреждал.

– Где остальные? – спросил Фиговидец, не слушая. – Я останусь с остальными.

– Это невозможно. Моя юрисдикция не распространяется на граждан Города.

(«Вы бы его хоть как-нибудь наказали, – сказал я потом. – Он же повесится». – «К сожалению, такие не вешаются», – ответил Николай Павлович.)

– Всё-таки вы выставляете меня дураком, – сказал Фиговидец неожиданно.

– Выставить себя дураком может только сам человек и никто больше. Кстати, выставку всё равно надо провести.

– Что?

– Как бы там ни было, – сказал Николай Павлович, – Центр искусства открыт и должен функционировать. И какими бы ни были ваши настоящие мотивы, за его работой вы на первых порах будете следить, раз уж вызвались. – Он сел за свой стол и принялся писать. – Вот вам новый пропуск. Всё, что потребуется от меня… Пожалуйста, обращайтесь.

Фиговидец не осмелился даже фыркнуть. Он понимал, что, фыркнув, рассмеётся, а рассмеявшись, не сможет остановиться, и тогда в него, чего доброго, начнут брызгать водичкой, усаживать и всячески хлопотать. Он покашлял.

– Это такая издёвка?

– Нет, – сказал Канцлер, подходя к нему с бумагой и практически насильно вкладывая её в сдавшуюся руку. – Это логика вещей.