— Флора, ради Бога, — запротестовала Аш. Но та не дала ей договорить:

— Может быть, тебе не следовало так уж рваться в постель моего брата!

Аш могла только молча смотреть на нее. Она чувствовала только изумление и шок, как будто ее ударили в живот, она не могла привести в порядок мысли и ответить, вообще ни слова не приходило в голову.

— Я для тебя что угодно сделаю! И всегда была готова. Но не это! — Голос Флоры поднялся на октаву выше. — Не молчи так! Скажи что-нибудь!

Аш молчала, охваченная паникой; попыталась заговорить; отвела глаза от негодующего лица собеседницы и смотрела под ноги, на устланную тростником лесную землю.

Ей в голову пришла мысль, решительная и четкая: «Надо сказать Фернандо».

А вдруг сын? Он его отнимет.

И я в любом случае никогда его не увижу.

Не я первая пойду в бой с животом…

Да, но сколько женщин умерло от родовой лихорадки, когда хирурги были бессильны помочь…

И такая же отчетливая мысль: «Я не должна рожать его ребенка».

— Аш! — проворчала Флора.

Аш ее не слушала. Она начала очень тщательно продумывать мысль о вынашивании ребенка весь срок.

Не так уж и долго. Несколько месяцев из жизни. Время, конечно, не самое лучшее, в преддверии войны… ну, и раньше женщины участвовали в таких войнах. За мной все равно должны пойти. Я должна быть твердо убежденной.

Она удивилась, как сильно ее пугает, что тело изменится, станет неподвластно ей, что оно станет физически огромным. А после родов? Отдавая себе отчет, что ее увлекли приятные мечты, Аш вообразила себе сына или дочь.

Ну тогда у меня будет хоть один кровный родственник. Кто-то, похожий на меня.

При этой мысли у нее буквально зашевелились волосы на затылке.

Уже есть некто, похожий на тебя.

«А кто знает, что у меня родится? Какой-нибудь урод — деревенский дурачок? Нет, клянусь Господом и всеми Его святыми! Я не могу породить чудовище.

Срок уже, должно быть, больше сорока дней. Надо избавляться сейчас, пока он не зашевелился.