– А, и ты здесь, – Иван обернулся к Силычу. – Ну, здравствуй.

– И тебе добрый вечер… легаш!

Раничев недоуменно обернулся и вздрогнул: прямо на него смотрело черное дуло нагана.

– Э, ты чего это?

– Я-то ничего, – гнусно осклабился Силыч. – А вот ты… Надежда, закрой-ка дверь на крючок… Закрой, я сказал! – бандит прикрикнул, и женщина неохотно повиновалась, бросив на Силыча быстрый ненавидящий взгляд. Видно, разговор тут у них был тот еще!

– И не зыркай тут мне, не зыркай.

Велев Раничеву сесть в углу, Силыч перевел ствол нагана на спящего Геньку.

– Я ведь, Надюха, давно бы мог щенка твоего пристрелить.

Надежда вздрогнула.

– Я же предупреждал – без моего слова никуда не срываться! – зло продолжал бандит. – А ты, сучка… Это что, а?

Он кивнул на стол. Иван присмотрелся и увидел железнодорожные билеты… Так вот, значит, как… Недаром она к шести Геньку ждала! И ведь даже ему, Ивану, соврала – видно, все ж таки не до конца верила.

– Что это, тварь, я тебя спрашиваю? – распалялся Силыч. – Ишь, крутит тут жопой… Покрути еще у меня… А ну, иди в комнату и сиди там! Не дай Бог нос высунешь, считай тогда – нет твоего щенка! А ты, голубок… – дождавшись, когда Надежда ушла, бандит с прищуром посмотрел на Ивана. – Егоза и Кощей – это ведь твоих рук дело. Видели тебя с Егозой на вокзале… Значит, помощничков от меня убрал, сам хотел все выведать… Да я хитрей тебя оказался, легаш!

Раничев усмехнулся:

– К органам внутренних дел отношения не имею.

– Молчи, тварь! После петь будешь…

Снаружи послышался шум двигателя, и дальний свет фар, пробежав, на миг озарил потолок и стены. Хлопнула дверца…

Силыч прикрутил керосинку и без лишних слов направил револьвер Ивану в лоб:

– Пикнешь – стреляю.

В окно постучали:

– Надя, открой. Это я, Кощей.