– Вон, видите, отряд у флагштока.
– Ну…
– Герхард Майер – третий справа… Или четвертый… Вы ж знаете, у него есть брат-близнец. Ну видели у костра.
– Ага, – ухмыльнулся Ленц. – Разглядишь так что-нибудь… В общем, ты понаблюдай, а я пока прогуляюсь. Что это там за шум?
– Кажется, господа артисты едут. Немецкая опера!
Густав скривился – оперу он терпеть не мог! Всяких там Вагнеров и прочих «нюрнбергских мейстерзингеров». Он вообще музыку не любил, исключая пару сентиментальных романсов, которые иногда пытался петь под хмельком.
Тем временем собравшаяся на плацу «немецкая молодежь» бурно приветствовала гостей. Артисты немецкой оперы явились сразу в концертных костюмах, стилизованных под средневековье, видно, собирались показать сцену из «Лоэнгрина» или тех же «Нюрнбергских мейстерзингеров», среди гостей Ленц заметил и Отто фон Райхенбаха – барон был одет в белый с черным крестом плащ. Гауптштурмфюрер хмыкнул: тоже еще, тевтонский рыцарь! Меченосец хренов. Костюмированный бал! И чего только не выдумают, бездельники.
Ленц зябко поежился – все ж таки, видать, простудился ночью – и неспешной походкой направился вдоль палаток. Из самой дальней вдруг выбрался какой-то человек в красно-желтом средневековом камзоле, отряхнул с колен сор, оглянулся…
– Здравствуйте, господин артист! Вы здесь что, живете?
Раничев вздрогнул: ну надо же, как не повезло! Слишком, слишком поторопился – перерыл всю палатку, да так и не обнаружил перстень, хотя искал старательно. Видать, фашистенок носил перстенек при себе. Тем хуже для него…
И вот на тебе!
Откуда взялся этот серенький неприметный мужик? Перед тем как покинуть палатку, Раничев приподнял полог и тщательно осмотрелся – никого ведь не было! А этот «серый» совсем с другой стороны подобрался, со стороны лесочка, словно бы следил, высматривал что-то. Среднего роста, в сером, не очень-то новом летнем костюме и такой же серой шляпе – человек как человек, ничего необычного. Лицо чуть вытянутое, с рыжеватыми усиками, банальное такое, незапоминающееся. А вот взгляд… Взгляд незнакомца Ивану оч-чень не понравился, оч-чень! Пристальный был взгляд, цепкий, можно сказать – профессиональный. Такой же, как когда-то у следователя Петрищева. И что этому «серому» господину надо? Он, кажется, поздоровался…
– Гутен таг! – Раничев растянул губы в улыбке.
– Гутен таг. Так вы здесь живете? Что вы делали в палатке? Понимаете меня, господин артист? Нет?
– Их бин… Их бин эспаньол! Испанец.
– Ах, вон оно что, испанец… Совсем не говорите по-немецки?
Раничев смущенно развел руками: