– Ладно, – сказал Рыбья Кровь. – Забирайте всех.

Но всех так и не забрали, один из пленных, худенький юноша, почти мальчик, неожиданно бросился к ногам князя и на чистом словенском языке попросил разрешить ему остаться в дарникском войске.

– А почему ты просишься только сейчас? – удивился Дарник.

– Все говорят, что ты словенам, что воюют против тебя, отрубаешь руки, – отвечал мальчик.

– Ну, так это и сейчас не поздно сделать. Палача сюда, – приказал Дарник, едва сдерживая улыбку.

– А сейчас нельзя. Меня уже выкупили, и я пришел к тебе как вольный бойник, – бесстрашно глядя на сурового князя, объяснил юный словен.

Окружающие дружинники-арсы громко захохотали, так им понравился дерзкий мальчишка. Понравился он и Дарнику, и сначала его приставили в малую дружину быть у всех в услужении, а чуть позже перевели в услужение самому князю. Звали подростка Корнеем, он, как и Дарник, был из запрудников. Сбежав с приятелями из родного селища, он очень скоро остался совершенно один и, ничуть этим не смутившись, продолжил свой путь в южные земли. Слушая его веселую болтовню, Маланкин сын узнавал в нем себя: та же любознательность и бесконечная вера в то, что с ним не может случиться ничего страшного. Разница заключалась лишь в том, что Рыбья Кровь сразу стал собирать вокруг себя вооруженных соратников, а Корней продолжал путешествовать в одиночку: жил у степняков, ловил рыбу с бродниками, напросился в крепость к турусцам. Умел читать и писать, знал счет и мог легко объясниться на полдюжине языков. Но самым поразительным его даром была необыкновенная, прямо сказочная чувствительность. Если Дарник только в минуты тревоги и опасности мог почувствовать мысли и чувства окружающих людей, то Корней умел чувствовать окружающих в любом своем состоянии. Видимо, это качество да плюс еще неуемная живость и отзывчивость, заставлявшая его бросаться на помощь любому человеку в затруднительном положении, и оберегали Корнея в его скитаниях.

Привыкнув пользоваться знаниями и опытом людей гораздо старше себя, Дарник с изумлением обнаружил, что ему есть чему поучиться и у мальчишки, который был на два года его моложе.

– Я не люблю ни словен, ни русов, – заявлял иногда бывший пленный.

– Это почему же? – любопытствовал князь.

– Они бывают сначала злыми, а потом становятся добрыми. И от этого думают, что они хорошие, сердечные люди. Но ведь их первое зло никуда не делось, оно все равно осталось.

– В том, что женщины из умных девок превращаются в глупых баб, ничего удивительного, – рассуждал Корней в другой раз.