— Чего? — тоскливо переспросил Гай. Он понял все произнесенные слова, однако никак не мог составить из них некую цельную, завершенную картину, которая, похоже, была очевидна для Франческо. Мак-Лауд, посмотрев на вытянувшуюся физиономию ноттингамца, скривился, отчаянно пытаясь заглушить нарастающий смех, но все-таки не выдержал и приглушенно зафыркал.

— Это кто сказал? — донесся откуда-то из-за полок приглушенный голос Изабель. Франческо заглянул в начало книги, где стояло имя автора:

— Ансельм из Кентербери. По-моему, это ваш соотечественник.

— Твой, твой, — ухмыляясь, покачал головой Дугал. — Из Аусты в Пьемонте. Он только в конце жизни перебрался на Остров — когда умер великий Ланфранк и сынок Вильгельма Бастарда, тоже, кстати, Вильгельм, подыскивал, на кого бы нацепить титул следующего архиепископа Британии.

Франческо недоверчиво прищурился, а сэр Гисборн вовремя прикусил язык, не дав сорваться вопросу «Откуда ты знаешь?». Не то, чтобы он внезапно перестал доверять шотландцу, просто за несколько последних дней он намного продвинулся в изучении сложной науки подозрительности. Любой имеет право на сохранение собственных тайн, но должен не забывать, что его секрет обязательно попытаются раскрыть.

* * *

Библиотекарь вернулся скорее, чем предполагала заранее подготовившаяся к долгому и скучному ожиданию компания. Впрочем, скучать предстояло только господам рыцарям, ибо их попутчики увлеченно рылись в книжных россыпях, точно белки, наткнувшиеся на залежи орехов, перебрасываясь незнакомыми именами и названиями, словно напрочь позабыв о нависающей над ними всеми угрозе.

Хранилище рукописей замка Ренн Гаю откровенно не понравилось. Ему мерещилось, что книги смотрят на них и перешептываются голосами людей, чьи кости давно истлели в земле, и он втайне обрадовался, когда по балкону зашлепали стертые сандалии отца Ансельмо. Монах принес с собой ничем не примечательную книгу, из тех, что называются «in quarto» — «в четверть листа», переплетенную в выцветшую, некогда синеватую кожу, и украшенную по краям шлифованными бляшками розово-черного оникса. Он молча прошел к своему столу, отодвинул лежавшие на нем рукописи и наполовину переписанную книгу, и водрузил принесенный фолиант посредине, кратко сказав: «Вот».

«И что с ней делать? — опешил сэр Гисборн. — Просто полистать с умным видом? Да, для мессира Бертрана и Рамона эта вещь имеет некое особенное значение, но только для них!»

Он осторожно поднял книгу и раскрыл на первой попавшейся странице, решив, что немного посмотрит в нее, а потом небрежно окликнет Франческо — пусть попытается выяснить, о чем здесь говорится. Рукопись не выглядела слишком старой, и даже скудных познаний Гая о книжном деле хватило, чтобы догадаться — это не подлинник, а позднейшая копия с некоего текста. Глаз выхватил несколько строчек, но намерение сэра Гисборна прочитать их с треском провалилось. Книгу написали на старинной латыни, многословной, вычурной и непонятной. Он натыкался на знакомые слова, однако не осознавал смысла громоздких предложений.