К утру Алекс поднялся обратно на борт. Не следовало думать, что соседи в деревне будут слепы и глухи, а турки, стоявшие в гарнизоне ближайшего города, безалаберны.

Фрегат отчалил, прошелся по бухте до Херцег-Нови, взял груз свежей воды и продуктов. К вечеру третьего дня русский корабль уже болтался на якоре в оговоренном в письме месте.

Потемкин нервничал, но все прошло неплохо. С закатом на берегу появилась парочка знакомых юнаков из четы брата. Следом подтянулся импровизированный караван из мула и четырех осликов. Пятеро подростков-погонщиков оказались соседскими мальчонками, еще недавно вместе с Саво наблюдавшими за тренировками брата арамбаши.

Алекс, разглядывая побелевшие от волнения лица пареньков, вспомнил фразу Карабариса о том, что в здешних горах взрослеют рано, но до зрелости доживают немногие. Так старший из братьев Джанковичей когда-то объяснял, почему слово «юнак» происходит от слова «юный».

– Война – дело молодых, – буркнул тогда Барис.

– Лекарство против морщин, – добавил на автомате Алекс, чем вызвал недоумевающий взгляд брата.

Пришлось быстро соврать, что слышал новую песенку в Питере. Да запомнил лишь пару фраз. Когда Алекс попробовал напеть хит Цоя, Барис недовольно поморщился. Но объяснение проглотил.

В Грабичи добрались к вечеру следующего дня.

Животные и люди, нагруженные оружием, припасами и порохом, еле волокли ноги. Из всех только Алекс шел налегке, но и он вымотался.

Сгрузив связки карабинов, сабель, ящики с припасами и бочонки с порохом в дом арамбаши, сербы поплелись отдыхать. Сам Потемкин завалился спать.

И сразу же канул в мягкую отупляющую бездну, в тяжелый вязкий сон без сновидений. Но лишь только на звездное небо выползла луна, Алекс проснулся. В голове звучал знакомый до боли шепот.

Пошатываясь и потирая гудящий лоб, Потемкин потянулся на выход. Хотелось глотнуть ночной прохлады, умыться горной росой, вытянуться на свежем ветерке.

Напротив дверного проема сидела тень.

Пистолет, ставший уже привычным за последнее время, казалось, сам прыгнул в ладонь. Пока Алекс вспоминал, подсыпал ли он пороху на полку, его губы, меж воли, зашептали слова молитвы. Уж очень непривычно смотрелся ночной гость: развевающаяся одежда, длинные волосы, неестественная худоба рук.

– Здравствуй, человек не нашего мира.

Юноша шумно выдохнул и опустил оружие. Он узнал голос. Напротив дома, во дворе, сидела внучка умершей ведьмы, цыганка Френи.

– Привет, больная… Или уже как?

Ведьма покачала головой. От недавнего сумасшествия и следа не осталось.

– Все уходит, все приходит. Ничего не вечно.