И мрак лопнул и съежился. Этхиа увидел блестящую, как клинок, дорогу — и кинулся по ней.
Ему снилось, что он рассмеялся дерзко и торжествующе.
Старик услышал его прерывистый стон, всхлипы. Решил, что предсмертная икота, но наклонился, прислушался — и рассмеялся вместе с ним.
— Вот и возвращаешься, царь. Но не спеши. Труды твои велики. Отдыхай, спи еще.
Старик сузил глаза, глядя и не глядя на Эртхиа, — и дыхание раненого выровнялось, стало глубоким, привольным. А раны на груди затягивались с уверенной ленцой, пока дни, ветры и облака стремительным круговоротом обернулись и пронеслись вокруг пыльного коврика старика.
Пошевелившись, Эртхиа чихнул.
— Что не выколотишь коврик? — шепнул он, ничему не удивляясь.
— Это пыль Судьбы, — строго ответствовал старик, шевельнув вытершимися, ветхими бровями — и расхохотался, затрясся, колотя себя кулаками по тощим бедрам.
Благоговейный восторг, разлившийся было по лицу Эртхиа, сменился детской обидой.
Но мгновение спустя смеялся и он — просто оттого, что прокаленная подземным солнцем кровь играла в нем, подобно молодому вину.
— И так бывает со всеми, кто смеялся в лицо смерти, — шепнул ему старик, — так ты и узнаешь их, даже если они сами себя не знают.
Книга VI
Книга VI
Глава 25
Глава 25
— Вот, — сказал Эртхаана, — остался Акамие, называемый нашим братом, без господина и хозяина. Нет двери, в которую он не мог бы войти, и в которую не мог бы выйти. Нет покрывала на лице его, никому не запрещено глядеть на него. Разве соответствует порядку и установлениям, чтобы тот, что под покрывалом, ходил открытый среди воинов, распространяя смущение и возбуждая желания?
— Не в тебе ли? — опустив темные веки, спросил Лакхаараа.
— И во мне, брат мой и повелитель, — покаянно сознался Эртхаана. — Потому и думаю, не следует ли удалить его, закрыть в ночных покоях. Разве во мне одном уязвлена душа его плавной походкой и нежным голосом? Разве не многие опускают глаза, когда проходит он мимо? Он открыт, как перед своим господином, но он открыт перед всеми. Каждый смотрит на него и видит то, что должен видеть один.
— Царь, отец наш, признал его своим сыном, равным тебе и мне. Долг сыновей — выполнить волю отца.
— Не такова была воля отца нашего! Разве не сознался лекарь, что в питье, приготовленном для умирающего, был яд, ускоряющий смерть? И разве не позвал отец Акамие разделить с ним его последнюю чашу? Не на твоих ли глазах это было?