— О том я и беспокоюсь, повелитель! — вздохнул Эртхаана. — О чести царства и о моей чести. Не будет нам извинением то, что брат был рабом и привык к запретному и почитающемуся низким и отвратительным для мужчины. Он отмечен этим клеймом в глазах людей, разве возможно, чтобы такое забылось? Потому и было последней волей царя, отца нашего, взять его с собой на ту сторону мира, чтобы здесь не нанес он урона чести царского дома.

— Думаю, ты прав. Но что с того? Судьба его пощадила.

— Пощадит ли молва наш дом? — вкрадчиво заметил Эртхаана.

— Довольно! — Лакхаараа подался вперед. — Будет так, как я сказал. Этот брат такой же брат мне, как и ты. Он останется при мне советником, ибо его советы мне необходимы. А ты, Эртхаана, умерь свою страсть и обуздай свои желания.

Но когда Эртхаана ушел, вспомнил царь, как думал он, провожая глазами белую фигуру в дворцовых переходах, глядя, как удаляется белый плащ, проваливаясь на боках в теплую серую глубину складок. А думал он так:

«Не дала мне тебя Судьба. Трон и власть дала, тебя — нет.

Что же не взял я тебя сам, когда в моих руках ты вздрагивал и мелко дышал от страха, и пах конским потом, и пылью, и кружащими голову запахами ночной половины, и каменел от гнева, и заклинал меня братством, которого никогда не было между нами?

Что же ты отцу не твердил о том, что ты — его сын и что, если возьмет он тебя на ложе, кто же из нас, твоих братьев, не пожелает того же — по праву крови? Разве имение отца не будет разделено между его сыновьями? Разве не от тебя не отрывали глаз всадники в белых платках — братья твои, сыновья отца нашего, — не от твоего ли черного платка, встречным горячим ветром налепленного на лицо? Не от твоих маленьких рук и тонкого стана в тугом поясе? Не тебя ли мы желали сильнее, чем военной добычи, золота, камней и пленниц? Что же ты отцу не сказал?…

Ты мал был, брат, ты не знал, что это — отец твой, а если и знал? Ты молчал молчанием раба, и покорялся покорностью раба, и был рабом.

А теперь ты сделал так, что я не стал отцеубийцей, а стал законным царем в Хайре. И раз не дала мне тебя Судьба, и сам я не взял — ничьим ты уже не будешь, брат мой».

А Эртхаана говорил с братом своим, царевичем Шаутарой, так с ним говорил:

— Отец наш отличал Акамие среди своих рабов, и дал ему волю за его заслуги, а они воистину велики, и признал его сыном, и дал дворец и удел, как сыну царя. Все мы это признаем и согласны с этим в душе. Но каково царевичу жить затворником и покидать свой дворец только для царского совета! Никто не разделяет с ним досуга и развлечений, никто не зовет на пир, где можно веселиться с друзьями за чашей ароматного вина, вести беседы занятные и поучительные, услаждать слух приятной музыкой и зрение — танцами искусных в этом невольниц.