Если бы Хартманн вдруг позвонил еще раз, единственное, что он услышал бы от него, Герийга, — это пожелание продержаться еще пару недель, а значит, дожить до полного окончания войны.

«Хартманн, может, и дотянет до судного дня рейха, — поиграл желваками рейхсмаршал, — может, ему, везунчику, Богом хранимому, и на сей раз повезет[76], а вот что будет с тобой, Герман Геринг?»

Словно бы подтверждая его сомнения, в кабинете появился генерал Коллер.

— Господин рейхсмаршал, только что я беседовал с адъютантом фюрера.

— Вам это удалось?! — оживился Геринг.

— У нас с ним сохранились хорошие отношения. Он сообщил, что поначалу фюрер воспринял вашу телеграмму более или менее спокойно. Так, немножко побушевал по поводу вашей поспешности, однако в конце концов заявил: «Однако переговоры о капитуляции пусть Геринг все же ведет».

— В таком случае мы спокойно можем налаживать контакты с американцами, которые уже находятся довольно близко отсюда.

— Не все так просто, господин рейхсмаршал. Дело в том, что Борману не понравилась такая реакция фюрера, и он сумел убедить его, что за вашей телеграммой скрывается, как он выразился, предательская попытка захватить власть в свои руки, а сама телеграмма по существу является наглым ультиматумом, посредством которого вы пытаетесь вырвать власть из рук фюрера.

— Каким еще ультиматумом?! — перехватило дыхание у Геринга.

— Я всего лишь повторил то, что услышал от адъютанта фюрера, — раздраженно напомнил ему Коллер.

— Но там не содержится даже намека на ультиматум, — едва слышно проговорил Геринг, не опускаясь, а буквально падая в кресло, и в какое-то мгновение Коллеру вдруг показалось, что тучного, до предела побагровевшего рейхсмаршала вот-вот хватит апоплексический удар.

— Я согласен с вами, господин главнокомандующий люфтваффе, — как можно убедительнее произнес генерал, впервые за все время их знакомства опасаясь не гнева рейхсмаршала, а его беспомощности.

— Нет там никакого ультиматума! Вы ведь читали текст этой телеграммы, генерал Коллер! И доктор Ламмерс ее тоже читал.

— Однако предназначалась она не нам, а фюреру, который обязан был читать ее внимательнее нас всех, — безжалостно напомнил генерал, прекрасно понимая, что в эти минуты Геринг нуждается хоть в каких-то словах поддержки. — А еще ее читали Борман и, что самое страшное, Геббельс.

— Но вы-то объяснили адъютанту фюрера, что мою телеграмму следует воспринимать совершенно по-иному?

— В сложившейся ситуации он уже ничего не решает. Борман и Геббельс никого не подпускают к фюреру. У адъютанта сложилось впечатление, что они не позволят фюреру вырваться из бункера, пресекут любую его попытку выехать из Берлина.