– Скажи, мне показалось или нет… На судне контрабанда?

Гений рассерженно пропыхтел:

– Я – гений корабля. И тайн корабельных не выдаю.

– И все же на корабле контрабанда. И обратно тоже что-то повезут. Ты знаешь заказчиков.

Гений не отвечал, лишь пыхтел все громче.

– Они появились недавно, не так ли? Какой-то новый хозяин, и новая шайка. Тебе недолго осталось плавать, гений. Неужели не хочется перебраться на какой-нибудь новенький, сверкающий краской теплоход и…

– Этой мой корабль, – перебил гений, – с ним я и умру.

– Так что же на счет заказчиков? – настаивал Проб.

Опять пауза и громкое пыхтенье. И наконец центурион разобрал невнятный шепот:

– Какие-то новые люди. Опасные. Дерзкие. Они погубят корабль, вот увидишь… Вики не потопили. А эти угробят – точно…

– Что они возят?

– Кокаин.

– И кто главный?

– Тиш-ше… – прошипел гений. – Кто главный – не знаю. Они не называют имен… Лишь однажды один шепнул «Матрона».

– Женщина?

– Выходит, что так.

II

Элий смотрел, как во дворе льется из фонтана тонкая струйка воды. Жара. Элий отер ладонью лоб. Откуда у человека появляется уверенность, что он может изменить судьбы мира? Откуда хотя бы уверенность в своей правоте? Разве можно быть хоть в чем-то уверенным? Даже в собственном существовании? Ах нет, в одном можно быть уверенным – в смерти. Она-то непременно наступит. «Еще немного – и ты прах или кости; останется одно лишь имя, а то и его нет»[97].

Камилл с Титом неподалеку наполняли бутылки из-под вина «коктейлем для Чингисхана» – смесью бензина, керосина и смолы. От этой смеси осадные машины замечательно горели. Камилл скинул тунику, оставшись только в кинктусе [98]. Плечи его стали коричневыми и обгорели до пузырей. Кожа шелушилась и слезала белыми шкурками. Среди римлян вдруг прошел слух, что раны на загорелой коже срастаются быстрее и без осложнений. И теперь многие преторианцы разгуливали по внутренней крепости нагишом, принимая солнечные ванны.

Квинт подошел и сел рядом.