– Я? Без проблем! Чувствую… Должно повезти.

– Должно? Повезет, – это может быть, а вот что «должно» – сомневаюсь… Никому «оно» не «должно»…

– А ты понимаешь, парень, что пока ты там что-то предпримешь, объяснишь ситуацию, то да се, найдешь телепорт, уговоришь их тебя назад отправить, сюда, – уйма времени пройдет. А тут с нас через час после твоего исчезновения уже шкуру спустят. Ты это понимаешь?

– Я это понимаю. Это вы не догоняете. Я там, в будущем, полгода, а может, и год проведу, как получится… Может, даже и институт там окончу. Но когда возвращаться буду, попрошу, чтобы момент моего прибытия назад, в прошлое, к вам был на секунду позже моего старта отсюда – в будущее. То есть для вас я буду отсутствовать секунду. А сам там, может, и год, и два и пять проживу. Иными словами, моя местная биография, – история жизни среди вас, – разойдется с моим локальным биологическим возрастом, – только и всего… Что-то плохо у вас с воображением, как считаете?

– Считаем, что неплохо. Плохо у тебя…

– Алексей.

– Илья Андреевич, очень приятно. …У тебя, Алеша, плохо. Плохо со знанием жизни. Почему ты так уверен, что далекое будущее – светлое? Ты не допускаешь мысли, что в тридцать пятом веке весь мир – безжизненная пустыня? Не боишься, что ты там тоже не сможешь выдержать больше пяти минут из-за жесткого рентгеновского излучения, например? Ведь, увидев, почувствовав и испугавшись, ты не сможешь крикнуть мне: «Илья Андреевич! Хочу домой! К маме!»

– У меня нет мамы.

– Нам от этого не легче. – Илья Андреевич помолчал. – …А отец?

– Отца моего вы же в прошлое и укатали.

– Н-да…

– Так вот, – прервал Алексей молчание. – Если будущее все ж таки – светлое, то это единственный ваш шанс вернуть мне отца. С их помощью. С помощью потомков. А я готов поспособствовать. Не даром, конечно. Но зато все по-честному.

– А честность налогом не облагается… Я понимаю.

– Илья, – встрял в разговор стоящий рядом оператор. – По сути у нас страшный выбор. Либо исправить содеянное и заплатить по всем счетам его руками, либо удвоить грех… Да нет, утроить, учетверить! Он же ребенок еще.

– Какая разница – ребенок или нет? Живой человек.

– Нет, разница есть. Его отцу платили за риск: старший лейтенант спецназа. На службе. Рисковать – элемент профессии. А он… А ты, Алешка… Случись что…

– Я понимаю, – кивнул Аверьянов. – Но я не боюсь.

– Да, дети часто не боятся. Потому что не вполне понимают.

– Не понимают – что? – оживился Алексей.

– Что можно потерять… Размер и ценность жизни плохо видится из детства, мой мальчик.