После гибели Стельмаха Омелин долго думал, кому поручить оборону редутов, после недолгих раздумий остановив выбор на подполковнике Якове Поликарповиче Шабере, заместителе Стельмаха. Он был такой же ссыльный, как Стельмах, но не студент, а проштрафившийся офицер, не то поручик, не то капитан-поручик. Грешок его был невелик, но из армии он вылетел и в Сибирь угодил, в основном, за немецкое своё происхождение. После германского засилья в армии за время недолгого правления Петра III по любому поводу избавлялись даже от обрусевших офицеров. Так и оказался в глухой ссылке талантливый, в общем-то, молодой человек для которого Пётр Фёдорович был благодетелем, а супруга его, захватившая власть, стала кем-то вроде злого демона, виновника всех бед, сокрушившего все его надежды на карьеру. Человеком Шабер был суровым, а ссылка сделала его ещё и крайне жестоким, вот потому на редутах, порученных его охране, царил полный порядок. Никто не бежал, полковые и батальонные знамёна гордо реяли, а солдаты дрались насмерть, отражая все атаки противника.

Именно поэтому Омелин появлялся там крайне редко, работы для него не было. Не то, что на других участках. Лёгкая пехота на левом фланге держалась крепко, отбиваясь от вражеских гренадер, однако рядом с ними дрались с усачами в митрах и солдаты самых обычных полков, состоящие процентов на тридцать из необстрелянных новичков, ещё ни в едином сражении не участвовавших. Именно они и дрогнули, стоявшие в третьей шеренге солдаты заозирались, опустили мушкеты, решая, бежать или нет. В такой момент добежал к ним Омелин, ухватил одного за плечо, развернул, крикнул что-то в самое ухо, следом ещё одного, третьего. Спутники комиссара также старались вовсю, кричали, грозили шашками и пистолетами. И ослабшие духом возвращались в строй, раздумывавшие бежать или не бежать, понимали, что если всё же покинут строй, им всё равно не жить, а значит, лучше умереть в бою, нежели от пули или клинка комиссара.

Выправив положение на левом фланге, Омелин уже бежит в центр. Закрепившиеся на валу суворовские егеря, ведя прицельную стрельбу, выбили многих командиров и комиссаров, полки центра остались почти без ком– и политсостава. Значит, придётся остаться здесь, приглядеться к младшим командирам, быстро назначить их на роты и батальоны, и всё это прямо в бою, под пулями вражеских егерей. Омелин с отрядом вихрем ворвался в схватку позиций центра армии. Встал на место бригадного комиссара, чьё тело лежало у его ног, вскинул наспех заряженный прямо на ходу пистолет, выстрелил в ближайшего суворовца, взялся за шашку. Он отчаянно рубился, нанося и отбивая удары, но при этом в краткие секунды передышки крутил головой, высматривая подходящие кандидатуры на должности командиров рот и батальонов. Словно сама судьба хранила Омелина – его не брали ни штыки, ни шпаги, ни пули егерей. Раз с его головы сорвало фуражку, комиссар даже не заметил этого. В другой штык распорол куртку на боку, на палец левее – и пятьдесят сантиметров стали вонзились бы ему в печень, комиссар хоть бы руку приложил к возможной ране. В третий – на него налетел особо ретивый поручик в белом мундире добровольца со шпагой в руках, удар, другой, третий, поручик падает, а комиссар уже присматривается к молоденькому старшему лейтенанту. Тот срывает горло, пытаясь организовать солдат, и это у него вполне неплохо выходит.