— Сиди, не вскакивай, — разрешил Верховный и, покряхтев, присел на соседний стул. — Ты должен понимать, что в другой раз такая возможность переломить ход войны больше не подвернется. Мы не имеем права даже на малейшую ошибку.

Берия торопливо закивал, протер пенсне и проникновенно заверил:

— Чекисты сделают все возможное. На целую неделю перед началом наступления всему транспорту по ту сторону фронта паралич устроим. Такие диверсии организуем — пальчики облизать можно.

— Не то, — Сталин поморщился. — Диверсии само собой, как мацони с чесноком к хинкалу. Но ты и Меркулов должны сделать больше. Надо убедить ставку Гитлера, что мы собираемся нанести главный удар совсем в другом месте. Ты говорил, какие-то немецкие шпионы на вас работают.

Уяснив идею вождя, нарком внудел хохотнул и подтвердил, что в его ведомстве, как в Греции, есть абсолютно все. Немало агентов абвера из числа пленных солдат и командиров Красной Армии после переброски на советскую территорию были арестованы либо сами явились с повинной. Некоторые из них исправно работали под управлением сотрудников госбезопасности, регулярно радируя в немецкие разведцентры шифровки с качественной дезинформацией.

Внезапно Берия прервал рассказ и озабоченно поинтересовался:

— Может, и болгарина подключить?

Хотя имя не было названо, Сталин понял: имеется в виду Иван Стаменов, болгарский посол в СССР. Антифашист, большой друг России, настоящий славянский патриот, он давно сотрудничал с органами советской разведки. Минувшей зимой и весной Стаменов и работавшие на Разведупр генералы болгарской армии сумели до смерти запугать Берлин: мол, если Болгария начнет войну с русскими, то народ и армия неминуемо восстанут, свергнут царя и повернут оружие против немцев. Благодаря их стараниям Гитлер не решился ввести войска в Болгарию для удара в тыл Босфорскому фронту.

— Подумаем, — сказал Верховный. — Твои агенты должны передать в абвер конкретные районы, где намечаются отвлекающие удары. Пусть сообщат в абвер номера соединений, которые мы там сосредоточим. Пусть немцы готовятся отражать наше наступление где-нибудь под Бобруйском, под Витебском, на Волхове… — Он задумался, потом улыбнулся и закончил фразу. — …или в Крыму.

Оставшись один в кабинете, Сталин налил стакан вина и долго смотрел на карту, мысленно представляя себе будущие плацдармы, из которых вырастали красные стрелы победоносного наступления. На недолгую минуту выражение лица Верховного Главнокомандующего стало беспредельно жестоким — как и его мысли рожденные страшным временем, заставлявшим принимать безжалостные решения.