Ваня сунул руку за пазуху. Пистолет был тёплый и сухой. Он приятно грел ладонь и придавал чувство уверенности. В этот поход Маляренко шёл с двумя пистолетами и со всеми имевшимися патронами.

«Кто его знает, что там этот Лукин наворотил. Сначала осторожненько издалека посмотрю. Осторожненько. Осторожненько, я сказал! Твою дивизию!» Иван в очередной раз поскользнулся и плюхнулся в жидкую грязь. Тридцать километров до посёлка мужчины шли полтора дня. «И почему мы не высадились прямо там?»

– Слышь, братан! – Аудрюс вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Позади него с флягой в руках стоял высоченный араб и скалил зубы.

– Братан! Move!

«Вот бля! Выучили русский язык, называется! Как тебя там… Али? Мохаммед? Ибн-ибн? Хоттабыч, одним словом!»

Когда-то давным-давно, в детстве, маленький мальчик Одря очень любил эту книгу.

Очередь к роднику двигалась очень медленно, но никто не жаловался и не старался влезть без очереди. Прошлый месяц выработал у оставшихся в живых великолепные манеры и безукоризненную вежливость.

Когда Лукин пристрелил Доброго и его замов из подаренного пришельцами пистолета, а потом, подхватив заряженную «Сайгу» пахана, расстрелял ещё пятерых самых оголтелых бандитов, в посёлке началась анархия. Сначала все дружно гоняли уцелевших «шестёрок» и «коренных», потом, когда их разорвали на куски, начались межобщинные столкновения. Все «воевали» со всеми. Арабы, индусы, китайцы, англосаксы. И все, все вместе, против «русских». После правления Доброго отношение к тем, кто говорил на этом языке было самым, что ни на есть поганым. Причём в разряд «русских» попали не только пассажиры и экипаж сорокового ЯКа, но и полтора десятка пассажиров из Канады и США. Евреи, украинцы, сербы. Даже вот его, литовца, в эту партию записали. А он и не возражал. Аудрюс усмехнулся.

«А чего, не самые худшие люди, по крайней мере, крыс среди них нет, и друг друга поддерживают. И не делятся, татарин ты или еврей. Тьфу ты!»

Старпом припомнил, как позавчера из арабской общины пинками гнали индуса-мусульманина. Старика изгнали за то, что он не араб. А индусы не приняли его за то, что он не сикх. Чёрный, со сморщенным, словно старый изюм, лицом мужичок, завёрнутый в лохмотья, долго скулил под дверью арабского дома, пока одна из русских женщин не сжалилась и не привела его к нашему костру. По ночам под открытым небом было очень холодно. «Скорей бы лето!»

Глиняный карьер не работал. Лагерь штрафников тоже отсутствовал. Иван перевёл монокуляр на скопище глинобитных домиков вокруг лежащего на боку корабля. Сквозь камышовые крыши кое-где тянулись сизые дымки, а вдоль главной «улицы» тянулась длинная очередь людей с бидончиками. «Ба! Знакомые всё лица!» Потрепанную фуражку старпома невозможно было не узнать.