– Полковник Захаров, – резко бросил Фёдор Сигизмундович, – я вас больше не задерживаю. И внушите… вашему нижнему чину, что следующее отступление от норм уставных станет для него в вашем полку последним. Более того, оно станет для него последним и в кавалерии, и вообще в любой части, приближенной к театру боевых действий и обеим столицам ближе чем на пятьсот вёрст.

– Так точно, – только и смог выдавить из себя командир темрюкцев. Шигорин, долю мгновенья всё же помедлив, возвёл очи горе.

– Ты что же, его отпустишь? – рыкнул разъярённый Сажнев, вновь берясь за принесённый штуцер. – Отродясь в батальоне своём не порол никого, а тут, ей-же-ей, не пожалел бы шпицрутенов!

Росский усмехнулся, провожая удалявшихся гусар взглядом.

– До паяца снисходить – себя не уважать.

– Мишель-Дьявол, одно слово, – подал голос Разумовский. – Но рубака и впрямь лихой, а стишками да вольнодумством кто по младости не балуется… Или ты, Фёдор, иное что слыхал?

– Оставим сие, господа, – твёрдо произнёс Росский. – Куда больше сего шута меня Миша Вяземский волнует. Всё нет их и нет…

– Едут, едут! – словно отвечая Росскому, в тот же миг выкрикнул кто-то.

Судьба, не иначе.

Со стороны Анксальта появилась небольшая кавалькада. И тоже под белым флагом. Вот только… почему три лошади без всадников?! И… что это там через сёдла перекинуто?!

Росский услыхал собственный стон.

Ошеломлённо смолкли штабные.

Вскочил Сажнев, бросив недочищенное ружьё.

Под белым флагом нарочито медленно ехал драгунский офицер, с ним – ещё двое всадников.

Фёдор Сигизмундович едва заставил себя остаться на месте.

– Да что же это, господа?! – беспомощно вопросил небеса доктор Бетьев.

Трое казаков уже подводили к Росскому парламентёров.

– Господин полковник. – Чётко отсалютовав, драгунский майор заговорил по-французски. Тоже чётко. – С нелёгким сердцем я вынужден исполнить возложенную на меня скорбную миссию. Его превосходительство господин генерал фон Пламмет велел мне препроводить тела трагически погибших парламентёров…

– Как погибших? – едва выговорил Росский. – Законы войны, принятые всеми цивилизованными нациями…

– О, поверьте, господин полковник, мы все прекрасно знаем и соблюдаем эти законы. Господин – Вьязьемски? – передал нам ваше послание о перемирии для выноса раненых. Господин генерал, разумеется, согласился, как и положено. Парламентёр собирался ехать назад. Однако… – породистое и надменное лицо майора отразило некоторую попытку передать скорбь, – однако достойный и заслуживающий полного доверия господин Ханс Мюллер, хозяин мельниц, беженец с пограничного фольварка Нойшвандальт, опознал в сопровождавших господина Вьяземски нижних чинах – козаках – лиц, сперва совершивших жестокое насилие над его женой Марией-Зельмой и дочерью Лорхен, а затем их убивших.