— Его вообще не здесь убили, — уверенно сказала Любка у меня из-за спины.

— Почему?

— Так крови почти нет. И трупные пятна. Я все-таки на врача учусь. Нам такие вещи объясняли наглядно. От часа до трех прошло. На морозе еще дольше. Не стали бы они здесь часами сидеть, дожидаясь неизвестно чего. А вот когда… — задумчиво пробормотала. — Когда — это проблема. От температуры окружающей среды зависит, где лежал до того, как его… выкинули.

— Это уже не наша забота. Сходи к дороге, останови кого-нибудь и попроси вызвать полицию. Нам уезжать не стоит — свидетели, потом все равно могут заставить назад ехать. Да, — вспомнил, — запиши номер, чтобы они непременно позвонили. Немцы, конечно, люди дисциплинированные, но кто их знает. А так будут знать, что полиция заинтересуется их поведением, если не выполнят гражданский долг. И кстати, ты номер той машины не запомнила? А марка?

— «Трабант» обычный. А номер… не до того было.

Она ушла, а я старательно обшарил покойника, не забыв натянуть перчатки. Совершенно не требуется потом объяснять присутствие моих отпечатков пальцев в неподходящих местах. Уж очень любопытно было. Первая мысль — это кто-то из народников, только что прибывших в страну, — уж очень лицо знакомое, а вспомнить не получается. Где-то я его видел. Выходит, грохнули свои: ведь самолеты встречают, — да и не стал бы он садиться с незнакомыми людьми в машину. Не такси это было, точно не такси.

Не получается… Этикетка на пальто берлинская, ботинки тоже не австрийские, и вообще очень странные для этого времени года. Такие хороши в городе, а не на природе. Если принять на веру, что Любка говорила, то пришел в гости, или к нему пришли. Нет. У себя дома в ботинках никто не ходит. А стреляли не здесь. Пришел к знакомым — и с ходу убили? Чушь какая. Дырка в пальто и в спине. На выходе дело было. И не тащили его волоком: остались бы следы. Значит, не меньше двух, а скорее, трое-четверо участвовали. Это не грабеж — бандитам увозить труп никакого смысла.

В карманах вообще ничего нет. Бумажник еще ладно, но ни ключей, ни сигарет, ни бумажек. Абсолютная девственная пустота. Так не бывает. «Ну что, Берислав, — вставая, спросил сам себя, — покопаюсь всерьез в этой истории? Когда еще прямо под нос загадку подбросят?»

Мы сидели в машине и дружно курили. Нынче ни одна самостоятельная девица без этого не обходится. А я в подобных случаях чувствую себя замшелым ретроградом. Неприлично молодой девушке дымить — еще в детстве как объяснили, так в голове и засело. На улице позволить себе столь ужасную вещь могли только пожилые бабки и те, которым все уже до одного места. Лет в шестнадцать смотришь вслед такой и прямо ощущаешь ужасную порочность. А во время войны и после задымили все, и это перестало быть чем-то из ряда вон выходящим. Тогда вообще многое изменилось в отношении к слабому полу на Руси-матушке.