– Что-о?! – резко повернулся Чириков, поднимая шпагу. – Что ты сказал?
– Да закопать вместе с шапкой, – продолжил кто-то уже с другой стороны. – И креста не ставить христопродавцу!
– Та-ак, господа казаки Нижнекамчатского острога, – проговорил офицер. – Мне кажется… Нет, я просто уверен, что пороть будут вас всех! По пятьдесят батогов, думаю, будет достаточно.
– А пупок с натуги у тя не развяжется, барин?
– Хорошо, уговорили: по шестьдесят батогов каждому! – парировал Чириков.
– Ручки теперя коротки, не седни, так завтра свалите!
– Комиссар ваш, Михайло Петров, с Камчатки не уедет, пока всех не перепорет, – заверил Чириков и добавил с издевкой: – Я назначил бы вам по семьдесят ударов, да вы столько не стерпите, дристуны хреновы! Да…
Удар получился достойным: чистенький, бритый, расфуфыренный офицер Императорского флота завернул такую длинную забористую матерную вязь, что у служилых отвисли челюсти. С одной стороны, их охватил восторг перед чужим искусством, а с другой – все эпитеты были адресованы им и в сумме вызывали ощущение, будто на голову вылили ведро дерьма.
Пока они приходили в себя, лейтенант убрал шпагу в ножны и махнул рукой своим:
– Пошли!
– Куда идем-то? – поинтересовался Митька, когда понял, что преследовать не будут.
– А куда ты хотел, – буркнул Чириков, – вот туда и идем. Ты ж лодку свою забрать собирался?
– Ну да… – вспомнил Митька. – Бат мой у камчадалов остался.
Вообще-то, явиться в ительменский лагерь в таком сопровождении в его планы не входило. Он собирался о многом переговорить кое с кем из ключевских и еловских жителей. Теперь от этого пришлось отказаться и ограничиться несколькими фразами по-ительменски:
– Харуч должен узнать, когда корабли уйдут.
– Чикмава и Гумин сразу поплывут на Еловку, – заверил камчадал. – А скоро они?
– Скоро. А вы нападите здесь на склад.
– Люди не решатся, – растерялся ительмен. – Русских слишком много… Пусть на Ключах начнут первыми!
– Тогда идите к Нижнему острогу, – приказал служилый. – Там разберемся!
– Мы все пойдем! – радостно закивал туземец.