«Доигрались! – мысленно ужаснулся Митька. – А комиссар молодец – высадил часть людей заранее и пустил их по суше. Если сейчас дружно навалятся, то разгонят всю толпу к чертовой матери!»

Ничего страшного, однако, не случилось. Казаки не атаковали с ходу, да это и невозможно было при здешней обстановке. Однако их приближение послужило сигналом к тому, чтоб ительмены перестали валять дурака и начали торопливо стаскивать за стены острога все, что можно, – еду, оружие, вещи. Русские все не появлялись, и дворы за пределами стен были полностью очищены от какого-либо имущества. Надо сказать, что имущества этого было совсем немного, потому что мало кто из местных обзаводился серьезным хозяйством, предпочитая жить за счет ительменов. Голгоч и Харчин решили сжечь избы, близко расположенные от стен, да и все остальные, если успеют. Митька прекрасно понимал, что это правильный тактический ход, однако воспрепятствовал поджогу – мол, русских не может быть много, мы и так справимся! В конце концов от реки бабахнул выстрел, со стороны церкви – другой. Очевидно, наступающие группы казаков подавали друг другу сигналы. Ительмены забаррикадировали ворота и полезли на крышу ясачной избы и на вратную башню. Лезть вместе с ними Митьке совершенно не хотелось – для полного счастья ему не хватало только засветиться перед служилыми в толпе бунтовщиков. Единственное, что он мог сделать, это в последний момент отловить Харчина и уговорить его не кричать русским, что он теперь комиссар, – дескать, еще не время.

Довольно дружно ительмены трижды проревели боевой клич. В ответ послышался русский мат. На крыше бабахнула фузея, из-за забора ответили. Началось то, что с большой натяжкой можно было назвать перестрелкой. Особо рьяные ительмены стреляли из луков. Чтобы узнать результат, смотреть на поле боя было необязательно. И так ясно, что русские прячутся за ближайшими избами. На таком расстоянии попасть в кого-то стрелой из камчадальского лука крайне трудно, как, впрочем, и из гладкоствольной фузеи. У обеих сторон есть винтовки с нарезами в стволах, бьющие довольно далеко. Однако зарядить такой «винторез» – целая история, а прицельно стрелять на большое расстояние, наверное, никто не умеет. Пальба прекратилась, опять началась ругань. Судя по всему, острог не был окружен, и у Митьки возникла идея.

Выбрав на периметре острожной стены самое спокойное место, он долго рассматривал окрестность в щель между бревнами. Не обнаружив опасности, забрался наверх и благополучно спрыгнул на землю. Воровато оглянувшись по сторонам, служилый припустил к ближайшим кустам. Там он отдышался и двинулся дальше, уже не прячась и не особенно торопясь.