— Гриди говорят, что ромеи специально тебе эту Адаш подсунули, чтобы ты стал таким, как они, — сообщил Корней.

— Каким именно? — любопытствовал Рыбья Кровь.

— Любящим сладости жизни больше военных тягот.

— Правильно ромеи хотят. Кому вообще нужны эти военные тяготы? — отмахивался князь. — Только любовь и вкусная еда наше самое главное!

Если Адаш приносила тепло и наслаждение телесное, то отец Паисий — удовольствие умственное. Пассивные ответы на вопросы священника Дарник постепенно сменил на активное словесное наступление.

— Хочешь, расскажу, как я выучил ваш язык? — спрашивал он его за игрой в шахматы-затрикий.

— Погоди, я запишу, — тянулся за чернильницей Паисий.

— Мой дед Смуга Везучий привез однажды из похода целый сундук со свитками, третья часть из них была на ромейском языке. Как-то, копаясь в них, я нашел несколько свитков со словарем, а потом с этим словарем стал читать сами свитки. Как звучат на самом деле ваши буквы, я не знал, поэтому придумал им всем свое собственное звучание. Позже в соседнем селище я подружился с ромейским купцом Тимолаем, он объяснил мне, как звучат ваши слова, и я был очень разочарован: потому что у меня они звучали гораздо красивей и приятней.

— Сколько же тебе было тогда лет?

— Одиннадцать или двенадцать.

— И ты вот так выучил наш язык? — изумлялся священник.

— Ну я же говорю, тогда я был гораздо умней, чем сейчас, — довольно ухмылялся Дарник.

— Я не понимаю, почему все так носятся с загробным миром? — в другой раз задавал он пробный вопрос отцу Паисию. — А если я не хочу никакого загробного мира? То что? Заслужу своим святым поведением ваш рай, а потом попрошу: а можно сделать так, чтобы для меня вообще ничего не было? Умер — и исчез?

— Разве капля воды может сказать: можно я не буду мокрая? Разве ты можешь смотреть на мир и говорить себе: я ничего не вижу, не слышу и не чувствую? Если ты хочешь навсегда исчезнуть после смерти, так попробуй исчезнуть сейчас: останови свое сердце или прикажи своему мозгу ни о чем не думать. Сможешь?

Князь молчал — необходимо было хорошо подумать, прежде чем ответить на подобный вызов.

Купеческие суда из Родоса привезли удивительное известие: хазарский каган принял иудейскую веру и заставил принять ее всех своих приближенных. Для ромеев это стало бесконечной темой пересудов: как это так, принять веру народа, который не имеет своего государства и рассеян по всему миру? Одни говорили, что кагана вынудили к этому большие долги иудейским купцам, другие называли причиной его красивую жену-иудейку. Дарник уклонялся от таких обсуждений, но они дали толчок иным его мыслям. С одной стороны, все было достаточно ясно: постоянно воюя с ромеями и магометанами, каган выбрал себе свое собственное единобожие, независимую точку опоры, с другой — это каким же надо быть отважным, чтобы вот так просто отказаться от веры своих предков-язычников и столь резко пойти против интересов собственного народа?