Вместе с женами воинов к князю прибыла и Болчой со своей дочкой. Дарник встретил ее с некоторым беспокойством: как-то она воспримет красавицу-ирхонку? Но Болчой была само великодушие. Потеря бездетной Чинчей мужа-ирхонца и рабство у чужеземцев перевесила в веселой хазарке обыкновенную женскую ревность. Мол, мужчинам свойственно иметь несколько жен, стоит ли из-за этого чересчур терзать себя? Наоборот, само угадывание и предвидение того дня и часа, когда князь придет именно к ней, наполняло душу Болчой самыми необыкновенными переживаниями. Слишком долго до Дарника оставаясь без мужчины, она накрепко запомнила это свое одиночество и научилась ценить даже самые малые женские радости.

Сразу же взяв ирхонку в подруги, Болчой тем самым обезоружила и Чинчей, и князя. Больше всего Дарника сбивало с толку, когда хазарка сама по вечерам выпроваживала его в горницу пленницы.

— Я сам решаю, где мне оставаться. — сердито бурчал он и чаще оставался с Болчой, чем с ирхонкой.

Вскоре, однако, выяснилось, что настоящей главой их многоженного семейства являлась двухлетняя Соон. Именно в заботах о ней обе молодицы настолько крепко сдружились, что Дарнику приходилось как следует исхитряться, чтобы и ему позволили иногда поиграть с малышкой.

Словом, то, что в Липове постоянно служило источником его головной боли, здесь, в степи, обрело вид приятного равновесия. Более того, Болчой, узнав, что у него в Липове есть два пятилетних сына, снова и снова стала требовать, чтобы их доставили сюда.

— У нас до пяти лет сын живет с матерью, потом должен жить с отцом, — было ее убежденное суждение.

— Так их матери одних не отпустят, — пробовал объяснить он.

— Пускай и матери едут, — не затруднилась с ответом Болчой.

А в самом деле, почему бы и нет? Единственная, кого Рыбья Кровь при всем своем воображении не мог представить в их славном семейном кругу, это Всеслава.

Для начала князь отправил сотню хазарских оптиматов с Корнеем в Айдар. Одно письменное послание предназначалось кагану Власу, другое — княжне. Через две недели Корней привез обратные послания.

Всеслава писала, что княжеский суд над Алёкмой состоялся, но закончился ничем. Гребенский князь выдвинул свои претензии: из-за проложенной Дарником сухопутной дороги из Корояка через Липов на Итиль южный путь из Корояка на Сурожское море пришел в полное расстройство, и общий урон за три последних года как раз и стоит 90 тысяч дирхемов, которые Рыбья Кровь требует за разорение липовского посада. Ждать ли ей его в Айдаре или уезжать в Липов, спрашивала княжна.