красноармейца. Имени не запомнил, а может и познакомиться не успел.

- В штыки, братцы!

Вот так, не по-уставному - "братцы". И десяток поднялся как один человек. В

считанные мгновения сократил дистанцию. Длинные, четырехгранные острия впились в

тела, удары прикладов обрушились на растерявшихся бандитов. Откуда-то, словно из-под

земли, с грозным рычанием, бросились на поддержку черные гибкие тела двух уцелевших

собак. Молжахеды дрогнули, побежали в стороны. Но, увидев, сколь малочислен

противник, снова бросились вперед.

Старшина всадил последнюю пулю в басмача, активно машущего руками чуть в

отдалении, ударом штыка уронил с ног второго, прикладом свалил третьего, ощутил

острую боль в спине... И уже лежа, увидел, как Иванов, единственный, оставшийся на

ногах, выдернул кольцо гранаты и бросил ее вверх, как падает Алый, последний

пограничный пес, весь израненный, но успевший вцепиться в ногу еще одному бородачу...

Как прилетевшие "Чайки", И-15 из сто шестого штурмового авиаполка, накрыли

выдававшие себя дымом и пылью артиллерийские позиции на склонах гор мелкими

осколочными бомбами, а потом прошлись по разбегающейся, бросающей оружие, толпе

душманов пулеметным огнем, на заставе уже не видел никто.

***

Капитан Самовозов, командир эскадрона, ворвавшегося на территорию заставы через

десяток минут после авианалета, стоял возле искореженного пулеметного гнезда и