— Мы можем сказать принудителю Хоббсу.

— Да, но…

— Что?

— Ну, мы не в твоём мире, — сказала Мэри. — Здесь нельзя потребовать от кого-то предоставить алиби. В том, что ты сказал, нет ничего такого, что позволило бы полиции потребовать от Раскина образец его ДНК. — Он больше был не «Конелиус».

— Но я могу засвидетельствовать, что его запах…

Мэри покачала головой.

— Не существует прецедента принятия подобных показаний судом, даже в качестве версии. Даже если Хоббс тебе поверит, он не сможет на этом основании даже вызвать Раскина на допрос.

— Этот мир… — с отвращением сказал Понтер.

— Ты абсолютно уверен? — спросила Мэри. — У тебя нет ни тени сомнения?

— Тени сомне…? А, понял. Да, я абсолютно уверен.

— То есть у тебя не просто нет обоснованных сомнений, — не отставала Мэри. — У тебя вообще нет в этом сомнений?

— У меня вообще нет сомнений.

— Никаких?

— Я знаю, что у вас маленькие носы, но мои способности совершенно заурядны. Любой представитель моего вида, и многих других видов, способен на такое.

Мэри задумалась. Собаки определённо умеют различать людей по запаху. Так что у неё нет серьёзных причин считать, что Понтер ошибся.

— Что мы можем сделать? — спросила она.

Понтер молчал довольно долго. Наконец он сказал очень тихим голосом:

— Ты говорила, что не сообщила о преступлении, потому что боялась того, как с тобой будет обращаться ваша судебная система.

— И что с того? — резко спросила Мэри.

— Я не хотел тебя злить, — сказал Понтер, — я просто хочу убедиться, что правильно тебя понял. Что бы было с тобой и твоей подругой Кейсер, если бы началось расследование?