Светлый фон

Трясущимися руками ухватив кувалду, Авинов принялся забивать костыли — через одну, через две шпалы, лишь бы проехать. На пятой рельсе все выдохлись и решили устроить перекур. Тут-то и прозвучал выстрел.

Приглушённый паровозным шипением, он показался Кириллу негромким. А Чуга взмахнул руками, падая на шпалы. Кузьмич махом снял винтовку с плеча и залёг рядом. Он выстрелил, почти не целясь, однако чалдоны зря патроны не тратят — неизвестный стрелок вывалился из-за кустов, роняя охотничью берданку.

— Мишку оттаскивай! — крикнул Исаев. — Живой вроде!

— Алекс! — скомандовал Авинов. — Помоги Чуге! А я с рельсой разберусь!

Пригнувшись, почти падая, он перебежал, держа кувалду как винтовку, наперевес. Хоть бы пару костылей вбить…

Один он таки успел вколотить, и тут из лесу выбежали сразу человек пять или шесть, одетых «по моде» Гражданской войны — в белые гетры, французские шинели, матросские бушлаты. В общем, кого раздели, то и надели.

Они бросились по откосу вверх, стреляя из винтовок. Кузьмич снял одного, Авинов — другого. Тогда напавшие залегли и открыли огонь по паровозу — им снизу только десятиколёсник и был виден. Из будки ответил Алекс, выстрелив трижды и все три раза промахнувшись.

Кирилл же работал как бешеный. Пользуясь тем, что оказался в «мёртвой зоне», он молотил и молотил кувалдой, заколачивая костыли.

— Отходим, Кузьмич! — крикнул он.

Исаев живо перекатился на его сторону.

Тут паровоз сотрясся, раскручивая колёса, свисток ударил по ушам.

— Молодцы! — крикнул чалдон. — Догадливые!

Нападавшие полезли на насыпь, но теперь громада локомотива разгораживала их и Авинова с Исаевым. Кузьмич присел и пару раз выстрелил между колёс. Один раз он таки промахнулся…

— Лезем, лезем!

Дождавшись, пока чалдон скроется в будке, Кирилл поднялся и сам. Чуга лежал на полу, пуская кровавые пузыри.

— Дай шмальнуть… — сипло выговорил он.

Перевернувшись на бок, он вытянул руку с зажатым в ней браунингом Троцкого и выстрелил в приоткрытую дверцу.

— Попал! — возликовал Алекс.

— Ага… — улыбнулся Мишка и умер.

Его нечесаная голова неслышно ударилась об пол, а рука безжизненно свесилась, роняя золотой пистолет. Кузьмич молча стащил фуражку с головы и зыркнул на Авинова.