В противном случае нет смысла затевать хоть какие-нибудь серьезные программы по развитию промышленности и сельского хозяйства. Разворуют все. У нашей России в будущем уже есть такой печальный опыт. Как только государство начало богатеть, так сразу воровство достигло невероятных размеров.
Нельзя проявлять жалость. Самые заворовавшиеся вельможи и чиновники должны отправиться на эшафот. Если вам не хочется виселиц и расстрелов, то есть Сахалинская каторга и Горный Зерентуй. Всю жизнь быть прикованным к тачке, даже спать рядом с ней. И никаких послаблений и амнистий!
Другие воры, калибром поменьше - должны быть изгнаны со своих должностей с "волчьим билетом" - без права занимать когда-нибудь хоть какие государственные посты. Получение взятки от иностранцев необходимо приравнять к государственной измене. Только так можно - нет, не искоренить казнокрадство и взяточничество - это практически невозможно, но ввести его в безопасные для государства рамки, когда чиновник будет трястись от ужаса, даже получая от обывателя в мокрую от пота ладонь мятый рубль.
- Господа, вы говорите ужасные, просто страшные вещи! - воскликнул царь, - Так же нельзя! Ведь меня назовут после этого "кровавым тираном", а тех, кто будет бороться с врагами народа - новыми опричниками.
- Ваше Величество! - воскликнул я, - вспомните Святое Писание, Евангелие от Матфея. Ведь там сказано: "Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч". И означает сие: "Не для того пришел Я, чтобы примирить истину с ложью, мудрость с глупостью, добро со злом, правду с насилием, скотство с человечностью, невинность с развратом, Бога с мамоной; нет, Я принес меч, чтобы рассечь и отделить одно от другого, чтобы не было смешения". Поступая так, как я вам сейчас говорю, вы поступите по Заповедям Господним.
- Господи, помоги мне вынести тот крест, который Ты взвалил на плечи мои, - с горечью в голосе сказал Николай II, - Если так надо для того, чтобы спасти Державу нашу и ее поданных, то я готов... Господь не по силам креста не дает...
Мы с Ниной Викторовной смотрели на бледное лицо Николая II. За то время, пока длилась наша беседа, царь, казалось, постарел на несколько лет. Лицо его осунулось, под глазами набрякли мешки, он как-то ссутулился и поник.
Мария Федоровна подошла к сыну, и прижала его голову к своей груди. У меня сжалось сердце при виде этой картины. Советовать - это, конечно, гораздо легче, чем взять на себя и без того страшный груз ответственности за огромную страну и ее народ. Неужели Николай сможет, как его предок Петр Великий, поднять Россию на дыбы, и остановить ее на краю пропасти? Очень хотелось бы в это поверить...