И вот сейчас было видно, как синяя и красная массы неукротимо давят зеленую, как та подается назад и вражеская лавина охватывает фланг позиции…
Остерман немедленно стал сыпать распоряжениями кавалеристам, чтобы те хоть и силами всех четырех полков ликвидировали этот прорыв…
– Смотрите! – вытянул руку генерал Чоголков. – Отбросили! Вы что-нибудь понимаете, господа?
И действительно, зеленые мундиры вдруг рванулись в обратном направлении, причем не просто отталкивая сине-красный строй, а просто «съедая» его.
Остерман немедленно отправил адъютанта выяснить причину такого резкого изменения хода боя, строго-настрого указав узнать фамилию героя, переломившего столь нерадостное течение событий.
Истину мы узнали только к вечеру, когда бой уже догорел.
Французы столь лихо опрокинули Селенгинский полк, что сумели захватить одну из его полевых кухонь. Лучше бы они этого не делали…
Крик: «Французы «матушку» утаскивают!» – резанул над полем, и те, кто только что был самым откровенным драпальщиком, дружно «нажали на тормоза». И развернулись…
Наверное, если бы они услышали, что какие-нибудь печенеги или прочие хазары сейчас утаскивают на арканах в полон их родных матерей, то вряд ли контратака была бы более яростной…
В штыки и в приклады погнали ошалевших от неожиданной смены обстановки иноземцев как селенгинцы, так и присоединившиеся к ним егеря.
Кухня давно уже была отбита, но продолжала гулять развернувшаяся «широкая русская душа»: «А-а-а-а! Бей недоносков!! Покажем супостатам, как надоть!!!»
Прибывший для ликвидации прорыва Нежинский драгунский оказался архикстати: нет для кавалериста дела более «сладкого», чем рубить бегущую пехоту противника.
И погнали наши конники французов, ох как погнали! Уцелеть удалось очень немногим, французская артиллерия, наблюдая, что их соотечественники вырубаются под корень, открыла огонь по месту той самой рубки, не жалея даже своих.
Драгунам пришлось отойти к русским боевым порядкам, но свою кровавую жатву с этого поля они снять успели.
На других участках после этого эпизода противник тоже ослабил натиск и был отбит. Отбит с серьезными потерями и отступил на исходные.
Елки-палки, неужели одна полевая кухня смогла переломить ход сражения двух корпусов?
А ведь смогла! Те, кто потом рассказывал о том, что видел, совершенно однозначно утверждали: ни свои пушки, ни даже знамя солдаты не бросались отбивать с такой яростью, как «матушку». Она, оказывается, уже успела за этот год стать чуть ли не всеармейской святыней. Солдаты иногда даже крестились на нее, проходя мимо.