Он посмотрел с недоверием.

– А почему не принесли мне?

– А вы как, – поинтересовался я, – хороший или не совсем?

– Лучше не бывает, – ответил он сердито, – я же небеса покинул, чтобы помочь людям! Так многому их научил!

– Признаю, – согласился я. – Только надо было еще научить, как использовать те знания. Человек не ангел, он все найденное сперва обращает во зло… если, конечно, убийства считать злом, а то у нас даже массовые убийства, именуемые войнами, считают делом чести, делом славы, делом доблести и геройства!

Он проворчал:

– Ладно, теперь у нас есть некоторые доказательства. Нужно как-то суметь вызвать Михаила и ткнуть его в них носом.

– А вдруг, – сказал я, – сам Михаил их и спонсировал?

– Михаил?

– Ну да, ему удобнее всего. Ни перед кем не отчитывается. Никто его не проверяет.

Он покрутил головой.

– Михаил? Трудно сказать. Вообще-то он служака.

– То есть, – спросил я, – верный Творцу?

Он кивнул.

– Верный и преданный. Но не потому, что считает Творца правым. Просто повинуется сильнейшему. Нет, он не трус, дело в его вере в устои. Власть должна быть непоколебима. Он не считал Адама достойным быть наместником Творца и презирал его едва ли не больше меня и Самаэля, но если Творец велел поклониться этому комку глины, он поклонился первым без всяких раздумий.

– Понятно, – сказал я озадаченно, – значит, Всевышнему он верен… Но сейчас речь о земле. И судьбе человечества.

– Людей презирает, – повторил он. – Так что да, вряд ли. Может быть, это он и стоит за побегом из ада. Там надежная охрана, не так просто покинуть эту яму… Хотя нет, не верю. Говорю же, он честен, но туп, как пробка. Он предан Творцу, как тебе твой Адский Пес. И никогда ничего даже не помыслит против Создателя.

– Чрезмерная преданность тоже плохо, – сказал я. Он посмотрел с интересом, я пояснил: – Это называется бежать впереди паровоза или быть святее папы. Ладно, быть роялистом большим, чем сам король. Один раз это уже случилось, когда он собрал преданных Создателю и ударил на вас, ультралевых, всей мощью.

Он задумался, на челе задвигались морщины, быстро появляясь и пропадая, в глазах то вспыхивали звезды, то наступала самая темная ночь.

– Полагаешь, – спросил он, – все-таки Михаил?