Внимания на них никто не обращал. Двери клуба оказались закрытыми, подергав их и не отворив, демонстранты еще с полминуты решали, вышибить ли их чем‑нибудь, но сколько они ни бились плечами о двери по одному или по нескольку разом, те не поддавались ни капельки, а более эффективного тарана под рукой было не сыскать.
Звонко разбилось стекло, но камень угодил в него на излете, упал между рамами, пробив лишь внешнее стекло, а на внутреннем оставил паутину трещин. Почти тут же в это же стекло попал другой камень. Он‑то пролетел навылет, оставив следом за собой вместо первого стекла лишь клыкастые острые осколки, а во втором приличную дыру, скатился на пол, пойманный портьерой. Шешель не видел, кто кинул эти два камня.
Камни нашлись почти у всех, но богатого опыта в камнеметании ни у кого не было. Им бы пригласить сюда краснопресненских рабочих – тех, что одиннадцать лет назад вздумали баррикады городить на улицах, но за прошедшие годы участники тех событий прежние навыки растеряли, обзавелись новыми и об ошибках молодости вспоминать не желали. «Бес попутал», – только и говорили они, если кто пробовал расспросить их о тех днях.
Большинство камней, ударяясь в стены, пробить их, конечно, не могли, а лишь сбивали штукатурку, обнажая кирпичную кладку. Скоро все стекла оказались выбитыми, и лишь до второго этажа флигелей камни все никак не долетали, ударяясь или чуть ниже стекла, или в редких случаях дробили мрамор подоконников.
– Мы должны с корнем вырвать этот сорняк! – закричал кто‑то из первых рядов, обернувшись на миг к своим товарищам, а потом из толпы к дому полетело что‑то дымное, огненное, срезало осколки стекла расплескивая на них часть своего пламени, которое стало стекать вниз потоками, как лава, поджигая оконные рамы.
– Становится жарко, – сказала Спасаломская.
– Это вот им будет жарко, – сказал Шешель, кивая на поджигателей, – мы, похоже, погреться не успеем. Уходить пора.
– Репортеры уже здесь. Полиция, думаю, тоже на подходе. Вы не боитесь попасть в полицейский участок? Опасаюсь, что хватать будут всех без разбора. Пока разберутся, извинятся, отпустят…
– Да, да, не стоит так долго меня уговаривать.
Огонь вырвался наружу. Его языки лизали стены, оставляя на штукатурке черные маслянистые следы.
Шешель испытывал чувство удовлетворения. Оглянувшись, он скривился в противной, ехидной мстительной ухмылочке. Хорошо, что Спасаломская в эту секунду на него не смотрела.
Они свернули в проулок, из которого несколькими минутами ранее появилась часть толпы. Теперь он был свободен. Ни единого человека. Как оказалось, успокаиваться еще не стоило. Не из‑за того, что поджигатели могли броситься за Шешелем и Спасаломской следом, расценив их действие как дезертирство. Зачем им это? Они, наверное, и не заметили их. Узнай толпа, что Шешель накануне был в этом клубе, не долго думая бросится на него с криками: «А, это один из этих. Предатель» – и начнет охаживать его кулаками и ногами. Но он и забыл, что и вчерашние посетители клуба не узнали бы его теперь.