– Что с вами? – спросил полицейский, насторожившись, увидел газету в руках Томчина и добавил: – Вы выбрали не самое подходящее место для чтения газет.

Томчин прочитал уже и о кровавой драме, в ходе которой все сатанисты были убиты, а Шешель получил тяжелое ранение. В ту секунду, когда его окликнул полицейский, Томчин представил залитый кровью пол и содрогнулся от этого видения.

«Ритуальный кинжал не испробовал крови Елены Спасаломской, а только Александра Шешеля, но сатанисты так и не смогли обвести кровью светящуюся пентаграмму».

– Простите, – вымолвил Томчин после паузы.

– Ничего. Можете чтение продолжать, только прижмитесь поближе к тротуару, чтобы не мешать движению на улице. Что делается, что делается. Ужас какой! – сказал он в довершение, кивнув на газету: – Я читал эту статью.

– Да, – сказал Томчин, – спасибо вам. Я, пожалуй, поеду.

– Счастливого пути, – козырнул полицейский.

«О господи, отчего посылаешь мне такие испытания. Вначале Шагрей и вот теперь Спасаломская с Шешелем. Я лишился главного консультанта и главных актеров. Хорошо еще, что фильм почти отсняли, а без того, что не успели, по большому счету, можно и обойтись, но… поневоле будешь суеверным».

Он вспомнил черную кошку, перебежавшую дорогу его авто, когда он впервые вез Шешеля на студию.

«Как эпидемия какая‑то. Всех выкосило. Что там еще нас ждет? Надо проведать их».

Он представил на больничной койке Спасаломскую. Отчего‑то вся она была обмотана бинтами, как мумия, хотя в статье написано, что она почти не пострадала, а вот Шешеля в бинтах он представить не мог. Если и видел в своем воображении человека в бинтах, то на Шешеля тот походил мало.

14

14

Томчин, чуть приоткрыв дверь, смотрел на безмятежное лицо Спасаломской – бледное скорее от переживаний, а не от малокровия. Изредка кожа на лице вздрагивала от судороги, но очень, очень редко. Волосы разметались по подушке. Она была так прекрасна, что даже солнце решило посмотреть, как она спит, послав сноп своих лучей проведать ее и погладить кожу на лице. Оно стало чуть желтоватым, чуть розовым и чуть оранжевым, но не только из‑за того, что ее осветило солнце. Просто она перестала видеть страшные сны.

Тяжело было Томчину оторвать от нее взгляд, но он, почувствовав, что за спиной у него кто‑то стоит, обернулся. Врач прислонил указательный палец к губам, отстранил Томчина, прикрыл дверь и прошептал: