– Пусть спит. Когда проснется, ее можно будет забрать. Она придет в себя окончательно в новой обстановке. Новые впечатления затмят все воспоминания о том, что ей пришлось пережить, они потускнеют. А впрочем, она и так уже почти ничего не помнит. Мои гипнопсихологи поработали над ней. Только газету со статьей не показывайте ей. Хотя бы первые несколько недель.

– Я постараюсь, но наверняка кто‑нибудь проговорится. Она все узнает.

– Сколько она может проспать? – спросил Томчин.

– Трудно сказать. Может, проснется сейчас, а может, через несколько часов. В любом случае, сказочного принца, чтобы разбудить нашу спящую красавицу, звать не нужно. Впору самого принца будить. А мне бы хотелось, чтобы она поспала подольше.

– Где я могу подождать? Когда она проснется, я заберу ее с собой.

– Пойдемте. Я покажу, где мой кабинет. Там есть мягкое кресло и кровать. Мне часто приходится оставаться здесь на ночь. Хотите чаю?

– Нет, – поспешил сказать Томчин, потом, подумав, спохватился, – хотя отчего нет? Выпью с удовольствием. Вы разделите со мной компанию?

– Да, но хочу прежде проведать другого нашего пациента.

– Спящего принца?

– Да, – улыбнулся врач, – но скорее проснется принцесса и ей придется будить его поцелуем.

Они шли по коридору больницы, тихо разговаривая, потому что по обе стороны от них располагались закрытые палаты, где сейчас тоже кто‑то отдыхал.

– Могу я пойти с вами?

– В этом нет нужды. Он очень плох. Вы ему ничем не поможете. Я не хотел бы, чтобы его беспокоили. Простите.

Ему не хотелось говорить банальную истину, что время лечит, но и в этом случае все было именно так.

Историю эту забыли не сразу. Спустя месяц, когда Шешель, все еще слабый, вышел из больницы, о ней вспоминали, сплетничали, думая, что далеко не все было оглашено в прессе. Больше всего не везло Спасаломской. Ее донимали репортеры, каждый день сообщали о ее самочувствии, стояли под окнами, смешавшись с ее поклонниками, и радостно кричали, когда в окнах, за которыми она жила, колыхалась занавеска. Они думали, что актриса смотрела на них и так их приветствовала.

Почитатели таланта Спасаломской отправились громить дом Свирского на следующий же день после описанных в газете событий. Люди все прибывали. Они заранее не договаривались. К полудню у дома образовалось нечто схожее со стихийным митингом. Собравшиеся были настроены разнести дом по камешкам. Огорчало их только то, что самого Свирского нет в живых и вздернуть на виселицу, не дожидаясь, когда к такому же решению придет суд, некого. К тому же, чтобы не попасть под горячую руку разъяренных поклонников Спасаломской, которые уже начали перебираться через ограду, стучаться в двери дома и выбивать камнями окна, слуги Свирского заранее все разбежались. Еще немного, и за дело пришлось бы взяться брандмейстерам, а кредиторам от имущества Свирского достались бы уголья, хотя и они могли принести неплохую прибыль, участок‑то земли под ними годился для новой застройки.