— Шайтан…

— Пошел!

Ему не совсем доверяли — потому что по крови русский и от рождения не правоверный. Перевязываться было некогда, от боли в руке — накатывала злоба, дикая, звериная, хотелось кого-то терзать, унижать. Мелькнуло перед глазами лицо русиста, который обещал, что его в камере сделают женщиной… ну и кто теперь будет женщиной, а, русист?

Подняв руку вверх — так их учили делать, если некогда перевязываться — Ходов потрусил за остальными…

Террористам удалось выполнить план на сто процентов: глуша из автоматов в воздух, выкрикивая заученные ругательства и оскорбления на осетинском — для подавляющего большинства из них он не был родным языком — они сгоняли заложников в узкий, с трех сторон закрытый либо кирпичными стенами школы, либо кирпичными стенами пристроев дворик, откуда и вовсе некуда было деться. Это в этом дворике потом снимут знаменитые кадры — бронетранспортер, мужики с автоматами, направленными вверх, на окна, дети…

Бараны…

Амир террористов Руслан Хучбаров, Полковник — сам не стрелял, стреляли его люди. Стоя со Стечкиным в руке — он с удовлетворением наблюдал, как охваченные паникой люди, еще не осознавшие, что они теперь только заложники, предмет для торга с правительством — словно бараны жмутся в узком школьном дворике, вламываются в открытые настежь школьные двери запасного выхода. Человек восемьсот взяли не меньше… теперь русисты никуда не денутся. А он — станет не менее известным, чем эмир Шамиль Басаев…

— Пора…

В этот момент гремит выстрел — один единственный и непонятно откуда, кажется, со стороны гаражей. Осетины — несмотря на то, что они неверные — тоже кавказцы, они не отдадут ни своей земли, ни своих детей. В девяносто втором — они с оружием в руках разобрались с ингушами… и сейчас кто-то успел взять оружие. Один из боевиков — подстреленный, падает замертво, еще один — ранен.

— Аллах!

Боевики падают на землю, открывают огонь в разные стороны. Один — открывает огонь по заложникам…

— Прекрати стрелять, баран… В здание! Быстро!

Полковник на самом деле напуган — он знает, что ему осталось жить только до того момента, как сюда подбегут мужчины с оружием. Кто-то уже успел… через пять минут будет уже трое, еще через пять — десяток, через полчаса — сотня, через час — сюда соберется весь город и тогда не спасут ни пулеметы, ни бомбы — их просто разорвут на части. Поэтому — он надеется на русистов, как только русисты оцепят школу танками — будет спокойнее. С русистами можно говорить, они трусы в душе, не мужчины…

И потому Полковник стреляет в воздух из своего Стечкина.