— Да, — Пашка скорбно склонил голову, — и какой же будет дружеский совет?

— Эээ…. — Динова на мгновенье задумалась. — Жениться на подлой гадине.

— Что? — Пашка в изумлении уставился на своего нового друга.

— Это самое вредное, что я могу пожелать этой упрямой скотине. Пусть живет унылой семейной жизнью и сносит измены супруга. Слезы, скандалы, дети пелёнки. Что хуже можно пожелать в семнадцать лет.

— Так ты считаешь. Что новоиспеченный супруг будет изменять? Может он перестроится и встанет на путь исправления?

— Дружище Шатов, я, конечно, в таких делах опыта не имею, но смотря на удивительно похожего на тебя, что бы ты не говорил, пройдоху Женьку, понимаю, что человека можно обмануть, запутать, напоить, наконец. — Пришедшая в умиротворение девица уже поглядывала в сторону соседних столов, за которыми предавались чревоугодию. — Такой красавчик как ты не убежишь женского внимания.

— Спасибо, друг, ты меня просто огорошила. Совсем не думал о семейной жизни под таким углом. — Шатов жестом попросил поднести меню еще раз. — Вот поговорить я с тобой хотел совершенно о другом.

— Наконец-то ты решил открыть мне свои доселе потаенные чувства и признаться в любви? — Динова лукаво подмигнула. — Нет, вижу, пока ты не созрел для этого. Ну я подожду пока тебе эта дурочка надоест. Ничего, я не буду гордячкой в этом вопросе. Придет и на мою улицу праздник.

— У тебя великолепный голос, — Пашка указав на выбранные блюда отпустил официанта, своим появлением позволившего закончить предыдущую тему. — Ты пению нигде не училась?

— Нет. Вот на фортепиано чуть бренчать умею. Ноты читаю. Собственно, и все. — Валька удивилась, — к чему твой вопрос?

— Хочу нанять тебя на работу. — Шатов сделался серьезен и, разом, голос его приобрел металлические нотки.

— Какую? — Валька, всегда тонко чувствовавшая партнера, бросила игривый тон.

— Тебе в течение этого лета надо будет усиленно заниматься в консерватории. С репетиторами я договорюсь. Только работать тебе придется на износ. Голос поставить очень непросто. Кстати, ты пела как парижанка.

— Шатов, это мой секрет… Ну, если ты и так все услышал… Бабушка меня почти до десяти лет воспитывала. Я сразу на двух языках говорить начала… Мы, вместе с моей любимой бабулей, все мечтали, как в Париж уедем. Я по ее рассказам представляла, как гуляю по набережной Сены… Лувр… — Валька внезапно расчувствовалась.

— Прочти. — Шатов достал тетрадку с либретто Нотр-Дам-де Пари.

— Валька углубилась в текст почти не замечая вкуса, не далее, как мгновение назад, таких желанных яств. — И, — девушка подняла полные слез и надежды глаза на своего спутника. Она будто слышала чудную, возвышенную мелодию, звучавшую монументально и весомо подобно мощному полнозвучному водопаду, низвергающемуся на огромные мрачные валуны целым сонмом разноголосых струй.