— Похоже общение с беспринципным шефом плохо повлияло на тебя, летописец-созерцатель. — Вальке было весело. Она хотела было смутиться, но как-то не вышло, и она захохотала. Веселье словно надавив на ее нежные щечки сделало на них чудесные волнующие сердце кавалеров и поэтов ямочки, увидев которые, осмелевший юный натуралист решился на нескромный вопрос.

— Валь, а это правда, что и девчонкам приятно? У тебя там такое лицо было? — Не удержался от вопроса, уже переступивший границы приличий мальчишка. — Вы теперь поженитесь? Шатов Ингу то, наверное, позабудет.

— Нет, не хочу замуж выходить. Погуляю еще. Мне понравилось, только разнообразия хочется. Тебе, малявка, этого пока не понять, ну да с таким гуленой в начальниках у тебя еще все впереди.

— На редкость красивым голосом, затянула девушка, вызвав нездоровый интерес посетителей заведения.

— Тише, тише, — Женька пытался запихнуть в рот безбашенной певунье свою ложку, — лучше мороженного прими, охладись.

— Уф, хорошо, — Валька чувствовала себя будто на большом прогулочном пароходе, плывущем в страну под названием Счастье. — Ах, милый Евгений! Ты не представляешь, как меня огорчил. Как мог такой тонкий мальчик подумать, что я настолько эгоистична, что отдам это прекрасное тело, волшебное лицо, исполненное внутреннего благородства, эту тонкую трепетную душу, глубокий ум полный поэзией и музыкой, где живут трагедии и комедии симфонии и поэмы в пользование одному — единственному мужчине, которому вскоре сама же и надоем.

Тихо. — Решившая было пуститься в пляс певунья была перехвачена Женькой на взлете и силой усажена на место.

— Расскажи лучше, чем вы там с Пашкой кроме «массажа» чем-нибудь занимаетесь? — спросила немного остывшая попрыгунья.

— Да они все с Куртом возятся, экспериментируют. Голос на разной скорости записывают. Накладывают записи друг на друга. Скорость вращения. Дорожки. Головки. Муть короче. Они театральные постановки записывать подрядились. Звукозаписывающую артель создали. Лентопротяг — во! Вспомнил как наше кумпанство называется.

— Курт, это тот немчура, которого твой родственничек стухшими ингредиентами Красной Москвы окатил. — Девочки до сих пор хихикают, а в сторону этих духов больше смотреть не могут.

— Да какой он немец. — Возмутился борец за правду. — Непонятно кто, он. Родился в Эльзасе во Франции. Учился в Страсбурге, потом в Берлине. Родители его вообще теперь в Париже, а он врет про своё арийское происхождение. Пашка-то этого трепача вмиг на чистую воду вывел. Учился тот во время войны в университете, а подрабатывал на радио. Оттуда его и призвали в сорок пятом. Не удалось уклонисту за бронью отсидеться. Вычислили его и на фронт бросили. — Женька явно был доволен торжеством справедливости. — А батя его вообще, похоже, настоящий сексуальный разбойник. Это и шеф подтверждает. Так что правильно мой родственничек его духами побрызгал. До сих пор пованивает, а уж он моется, моется. Хорошая продукция у «Новой зари», пахучая.