— Ти-хо! — вскинул руку Луций. «Гвардейцы» Оролеса притихли.

— Слышишь?

Издалека донесся протяжный вой. Не волчий и не собачий — человечий, исполненный муки.

— Это Публий так воет, — весело сказал Луций, — мы его распяли! Прямо на Волчьих воротах, с внутренней стороны. А тебя, Сергий, распнем с наружной!

Лобанов повернул голову к Оролесу.

— В чем дело, царь? — резко спросил Сергий. — Что за глупые шутки? В чем мы провинились, почему тебе в голову взбрело облаву на нас устраивать?

— Вы едва не сволокли Сирма! — ответил Оролес.

— Ну и что? Тебе-то какое дело? Между прочим, твой сотник целый месяц прятал Сирма! Вот и распни его с наружной стороны Волчьих ворот, он это заслужил!

— Я не прятал! — заорал Луций. — Это Публий!

— Что ты брешешь?! — завопил Эдик. — Ты что, не знал, на кого Публий собирался наместника менять? Всё ты прекрасно знал!

Оролес поднял руку, и крики смолкли. «Гвардейцы» тоже притихли.

— Мне плевать, кто был виноват вчера, — проговорил сын Москона лязгающим голосом. — Я живу сегодня и сужу сейчас! Завтра вас всех казнят, — объявил он приговор преторианцам и крикнул: — Нептомар! Куда девать Сирма?

— Первосвященник должен провести эту ночь в андреоне, — донесся голос из темноты. — Пусть эти пятеро переночуют с ним вместе, а утром они уйдут следом за сыном Мукапиуса, будут прислуживать ему в садах Замолксиса.

— Стража! — рявкнул Оролес.

— Так ты уже отказываешься от золота, Оролес? — возвысил голос Сергий, чувствуя, как колотится сердце.

— Сирм мертв! — прорычал Оролес.

— А мы живы! — ухмыльнулся Лобанов. Царь так и вперился в него грозным взглядом.

— Ты хочешь сказать, римлянин, — прогремел он, — что Сирм открыл тебе тайну золота?

— Я проведу тебя к горе Когайнон, — четко и ясно проговорил Роксолан, — если ты поделишься с нами.

— Поделюсь с вами?! — Обрадованный Оролес не выдержал и рассмеялся. — По справедливости, да?