Дождавшись, пока стража отъедет подальше, Сирм пришпорил своего коня и быстро пересек открытое пространство. Заехав в тупик между двумя глинобитными хижинами с провалившейся крышей, жрец указал на стену:
— Это здесь. Открывайте! Режьте ремни посередке и толкайте створки наружу!
Гефестай спешился, подошел к стене. Две плетеные створки покрывал толстый слой глины, а висели они на воротных столбах, прикрученные ремнями толстой кожи.
Сковырнув пласт мерзлой глины, сын Ярная перепилил мечом сухие ремни, высохшие и задубевшие.
— Как дерево… — пыхтел он.
Дорезав, Гефестай поднатужился и толкнул створки. Те скрипнули и качнулись, обсыпая снег и комки глины.
— Геракла б сюда… — прошипел Эдик.
— Что мне твой Геракл… — прокряхтел кушан. — Я того Геракла… одной левой.
Под напором сына Ярная ворота жалобно заскрипели, затрещали кожаными петлями — и приоткрылись шага на два.
— Вперед! — бросил гордый Гефестай, забравшись в седло.
Но вперед не получилось. Неожиданно вернулась ночная стража, а из-за распахнутых створок выскочили десятки пельтастов без щитов, но с факелами. В их трепещущем свете набежали стрелки, натягивая тугие луки, а потом из темноты выехали двое верховых — Луций Эльвий и Оролес.
Нервы у Сирма не выдержали, жрец не готов был к поражению. Заверещав, первосвященник бросил коня в атаку, прямо на Оролеса, хотя из оружия имел лишь ненависть. Тренькнула стрела и пробила сердце Сирма, в котором уживались любовь к богам и безразличие к смертным.
Сирм уронил поводья и кувырнулся в снег.
— Кабиры-ы… — промычал он напоследок, и душа рассталась с телом.
— Какая сволочь стреляла?! — взревел Оролес. Луций молча указал на провинившегося лучника, и длинный меч царя отхватил тому голову.
— Что это значит, Оролес? — холодно спросил Сергий.
— Вот наглец! — восхитился Луций и обернулся к Оролесу: — Ты позволишь, царь?
Сын Москона хмуро кивнул, не сводя глаз со скорченного тельца Сирма сына Мукапиуса.
— Так вот, дорогие мои, — с торжеством продолжил Эльвий. — Ни в какой поход я даже не собирался, а залег и слушал, как вы там всё планировали. Кстати, Гай, это я храпел, помнишь?
— А Публий? — пролепетал легат.