— Они все равно умрут зимой… Лучше отдать Уткэ…

— Ур-роды! Где они?! Сколько их было?!

— Не знаю… Вон там есть, и там…

Довольно долго Семен бегал по пляжу и орал на разных языках:

— Всех собрали?! Всех?! Или еще где-то есть?! Где?! Где?!

Потом он немного успокоился, отдышался и почти вернул себе способность соображать. Трое младенцев были живы. Правда, кричать уже не могли.

Так круто Семен не влипал давно…

— Старик, я бы оставил тебя подыхать здесь, но… Но мне одному не дотащить их. Пошли!

— Зачем? Не мучай нас…

— Заткнись! На стоянке две тетки недавно родили — у них молока полно!

— Демоны…

— Какие к черту демоны?! У меня сына родного питекантроп вскормила! Давай, шевелись быстрее! Надо же так попасть…

Быстро передвигаться Нгычэн не мог — что-то у него было не в порядке с ногами. Семенов мат ускорению не способствовал — старик его не боялся. До поселка они добрались уже в сумерках.

Дополнительную нагрузку неандертальские мамаши приняли безропотно. Детский плач звучал над морем всю ночь.

Утром один ребенок был мертв, а у двух других — мальчика и девочки — сильный понос. Семен решил, что это непереносимость чужого молока и они обречены. Сделать он ничего не мог — только маяться и ждать.

К концу вторых суток вроде бы наступило улучшение. Дня через четыре Семен всерьез поверил, что дети, пожалуй, будут жить.

Нгычэна Семен поселил в своей норе на уступе, а сам переехал в зимнюю землянку наверху. Она была еще не достроена, но переезд все равно неизбежен — зима не за горами.

Глава 14. Домой

Глава 14. Домой

Больше никаких особенных катастроф ни осенью, с ее штормами, ни зимой, с морозами и метелями, не случилось. Возле дыхательных лунок люди пытались бить тюленей и нерпу. Занятие для неандертальцев оказалось весьма подходящим — часами сидеть неподвижно возле дырки во льду с гарпуном в руке было вполне в их духе. Добычи, пожалуй, не хватило бы на прокорм такого количества людей, но запасы всякой дряни были достаточно велики, а добавка го сырого мяса избавляла от угрозы цинги. Семен, впрочем, в основном свежатиной и питался — не в сыром виде, конечно.