– Есть, – кивнул Денисов. Он, кажется, смутился из-за своей откровенной неприязни к магу. – Немецкие точно имеются.

– Где? Я хочу взглянуть.

– Да вот тут, прямо за фольварком.

Во дворе дома уже стоял подогнанный «Виллис», и бойкий круглолицый сержант – должно быть, тот самый шутник Седых – с серьезным видом втолковывал Криновичу:

– Надо рессоры проверить, дело говорю, ну? Без рессор ты далеко не уедешь, хоть какой у тебя там движок…

Солдаты, толпившиеся вокруг «Виллиса», посмеивались. Кринович разбирал мотор, мученически вздыхая.

Денисов усмехнулся, покачал головой, но ничего не сказал вытянувшемуся перед ним сержанту. Они вышли за ограду, где между берегом небольшого пруда и ольховой рощей тянулась разбитая ветка узкоколейки. Вечерело, и в воздухе отчетливо пахло дымом.

– Тут вот свежая могила. – Денисов указал на холмик голой земли, с одного бока слегка просевший, на котором стоял деревянный крест без имен. – А там, верно, тоже могила. Не знаю, товарищ маг, что это еще может быть.

Между прудом и фольварком, на пригорке, высился массивный каменный обелиск с высеченными на нем крестами и памятной надписью по-немецки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что камень, из которого высечен обелиск, – редкий черный гранит, испещренный золотистыми блестками. Хорошая магоемкость должна быть у этой штуки… Грани были на совесть отполированы, и тем заметней казались россыпи выбоин от осколков. У подножия пригорка чернели несколько характерных воронок – видно, наши из миномета обрабатывали укрывшегося за памятником врага. На вершине обелиска был установлен немецкий орел с расправленными крыльями, повернувший голову на восток. Вокруг стояла чугунная ограда, местами поваленная, местами целая, украшенная литыми дубовыми венками. Внутри ограды еще угадывались очертания цветочной клумбы.

Глядя на этого орла, часть крыла у которого была снесена осколком, Порошин мстительно подумал: «Что, долго в нашу сторону глядел? Догляделся – мы пришли!»

Он прошел вперед и остановился возле обелиска. И впрямь могила…

– Захоронение старое, – пробормотал он, водя руками над землей. Самое простое предварительное прощупывание фона: где нарушен, когда и как. – Времен германской войны, должно быть…

– Империалистической! – сурово поправила его Лидочка.

Он поморщился и бросил мимолетный взгляд на надпись. «Последний рубеж Восточной Пруссии» – и ниже, более мелкими буквами: «Павшие герои на страже родной земли». Обелиск и впрямь был поставлен над братской могилой, поставлен во славу немецкого оружия тридцать лет назад, когда эта слава вовсю гремела на полях сражений.