Наград у лейтенанта Приходько было немного: ровным счетом один орден Красной Звезды. Багровая эмаль на верхнем луче надкололась, и Степан боялся, что отвалится, но продолжал носить орден не снимая. Еще у него была медаль «За оборону Сталинграда», которой завидовали молодые летчики, хотя застать он успел буквально сам конец сражения, – полк вывели на переформирование, как у них говорили, «после сладкого»: после счастливого периода почти безнаказанной охоты за транспортными машинами над снегами. То есть Степан не застал вылеты на прикрытие переправ, на Мамаев курган, на Тракторный завод, – страшнее чего, по рассказам старожилов полка, пока не было ничего. Тогда он летал всего лишь сержантом, ведомым второй пары звена, – и «два в группе», оба транспортники, были предметом его гордости. Над Керчью он не сбил никого, хотя в паре потопил боевой катер, что ценилось очень высоко, но боев провел много и к моменту расформирования так называемой «Геленджикской группы» считался уже «не зеленым».
Сейчас, к середине 1943 года, лейтенант Приходько был уже по-настоящему бывалым летчиком, с орденом, – но первые сбитые лично: вчерашний «Хейнкель» и сегодняшний «Хеншель», уже не слишком его радовали. Вероятно, больше устал. До ручки, до пустоты. За три дня.
Как раз в тот момент, когда отупевший от усталости, так и сидящий под простреленным крылом «Лавочкина» Степан продумывал эту мысль, подошел командир звена. Обычно бывало наоборот: сперва после вылетов своих ребят обходил он, а за ним уже – комэска.
– А-а, Степа… – ровным голосом протянул старлей. – Ничего-ничего, сиди. Как ты?
Командир звена с кряхтением опустился рядом и глубоко вдохнул свежий, сладкий воздух.
– Живой. Самого задело?
– Нет. Просто голова кружится.
– Ел днем?
– Не… В рот не полезло. Только компота попил.
– Знакомо… Это неправильно, конечно, но я тоже не смог… Степ, я знаю, о чем думаешь. Винишь себя?
– Нет, – неожиданно для самого себя ответил Степан. – Знаешь, не виню. Он любого из нас мог съесть. Мог меня, мог его. Выбрал его.
– Хорош был, гнида, – не мог не согласиться командир. – Смотри, он убил Женьку, зацепил Филиппа, хотя и мельком. Зацепил тебя. Зацепил Саню, причем с большой дистанции, уже под конец свалки. Но зато так, что в сантиметре от тяг одна из пуль прошла: я вот только что ходил смотреть. Мог и его сбить! А сам ушел без единой дырки, и ведомого своего прикрыл. Треть ящика, наверное, на отсечку потратил, не пожалел. Но увел его, хотя того качало, ты видел как.
– Не, не видел, – почти равнодушно ответил Степан. – Я на Женьку смотрел. Все надеялся где-то рядом парашют разглядеть.