Я услышал стон, грубую ругань и увидел проблеск света. Конечно, мне не следовало лезть в разборку, что бы там ни происходило. Но в той стороне мелькнула стена дома, а я уже слишком давно находился в дороге. Мне требовалось найти пристанище. И я пошел на звуки. Выставив руки, чтобы не натыкаться на ветки кустарников, я осторожно продвигался вперед, в сторону голосов.
Впереди задергался луч фонарика. Потом кто-то сунул фонарик в развилку ветвей, свет успокоился и я, наконец, увидел всю сцену. Крупный полицейский в мотоциклетном шлеме левой рукой держал за воротник парня в голубом, а правой сосредоточенно бил его, стараясь попасть по лицу. Парень закрывался обеими руками, прижимая локти к бокам и стараясь подтянуть колени как можно выше. Полицейский отдирал от тела мешающие руки парня и бил. Смачно, с придыханием, с удовольствием. Когда он попадал в лицо, раздавалось неприятное хлюпанье, словно в грязь роняли тяжелую гирю, а потом с чавканьем вынимали, чтобы тут же ее снова отпустить.
Движения человека в голубом становились всё более хаотичными. Он уже не контролировал движения, вяло отмахивался, вертел головой, и четыре тонкие косицы, казалось, жили своей жизнью… Гоша?..
– Гоша?!! А ну, оставь его, гад! – я непроизвольно шагнул из-за кустов.
Полицейский выпрямился, отпуская парня, отчего тот сразу повалился на землю, выхватил из кобуры огромный револьвер, направил его на меня и выстрелил.
У полицейского были темные очки, накачанные бицепсы и едкая перекошенная ухмылка…
6
6
"…В территориальном округе "Озерки-12" в одиннадцать часов вечера было совершено нападение на полицейского, находящегося при исполнении служебных обязанностей. Для предотвращения нежелательных последствий полицейский применил табельное оружие на поражение. Личности нападавших не установлены. Ведется служебное расследование. Мирные граждане нашего города могут спать спокойно: ничто не потревожит сон достойных членов общества. И о погоде…"
Часть 6
Часть 6
1
1
Шумов просто гулял, наслаждаясь старинной нетронутой архитектурой столичного города. Пышный Петербург отражался в каналах и реках, и до самого горизонта не было видно ни одной уродливой стеклянной башни. Конечно, Костю окружал не сплошной классицизм начала девятнадцатого века. Эклектика, модерн, неоклассицизм – всё это бросалось в глаза. Но при этом выглядело соразмерным и гармоничным. Не выбивалось из общего ряда. Может, потому, что строилось в единую эпоху самодержавия? Или в этом мире люди умели видеть красоту, в отличие от тех, кто во времена Республики стремился разрушить старое и на его руинах построить совершенно иное?