Наверное, бомбежки расшатали дом.

Дом? Скорее, госпиталь…

Быков повернул голову, ощущая подушку, и оглядел, как мог, маленькую палату.

У противоположной стены стояла еще одна койка, пустая, застеленная одеялом, а в узкие окна лился свет, пригашенный плотными зелеными шторами.

Форточка была открыта, и задувавший ветерок колыхал штору, отчего кольца на гардине тихонько позвякивали.

Неподалеку, на венском стуле, сидела пожилая медсестра.

Она вязала носок и, смешно шевеля губами, считала петли.

Отняв руку от спиц, чтобы поправить очки, медсестра заметила пробуждение Быкова.

Охнув, она живо отложила вязанье и поспешила прочь из палаты, переваливаясь на ходу и шаркая тапками.

«Благую весть понесла…»

Вскоре из коридора донеслись голоса и торопливые шаги.

Дверь распахнулась, и в палату стремительно вошел огромный человек в белом халате и шапочке.

Человек-гора приблизился к Григорию, взял его за руку и стал считать пульс, сверяясь с часами.

– Вам бы Саваофа играть, – проговорил Быков. – Уж больно вид грозный…

– Шутите, шутите, – улыбнулся врач. – Стало быть, точно поправляетесь. А то приезжали тут, метали громы с молниями…

– Небось, расстрелять обещали, ежели помру…

– Не без этого, – хмыкнул человек-гора и присел на жалобно скрипнувший стул.

Казалось невозможным, чтобы тонкие ножки не сломались и не разъехались. Нет, крепкая мебель…

– А вы б гнали всяких громовержцев…

– Чем и занят был! – хохотнул врач. – А потом руки тряслись, и тетя Вера меня все травками своими отпаивала… А помереть вы могли легко, уж слишком много крови потеряли. И кость задета, и сухожилие пострадало… Считайте, что долетели вы на одной силе воли.