Передавали каждое слово, сказанное при свидетелях. Доносили о посетителях и зачем они навещали малый двор. Каждый второй стучал добровольно, а первый под нажимом. И все об этой замечательной практике в курсе. Если бы не академические дела, давшие моей подопечной чуточку свободы, сидела бы в золотой клетке безвылазно. Кому охота лишний раз привлекать подозрительность императрицы.

За окном павильона радостно лаяли собаки, гоня несчастного зверя. Я стоял в полной готовности, нежно прижимая к себе две книги. Одна издана по ее приказанию: «Соборное уложение», ничего особенного. Полезно для судейских, и не более.

Вторая — лично моя инициатива и творчество. Надо было показать, насколько мы продвинулись во всех отношениях и до какой высоты дошло типографское искусство в России. Книга называлась «Санкт-Петербургская императорская академия наук».

Помимо огромного количество славословий в адрес единственной и неповторимой в своих милостях и великих устремлениях императрицы, содержала две дюжины гравюр, изображавших внешний и внутренний вид академических зданий. Если текст не содержал никакой полезной информации, помимо перечисления имен, то для потомков изображения могли быть очень интересными. Конечно, этого я объяснять не собирался.

Сам томик предназначался для чистых понтов и стояния на полочке. В этом главное — шикарный вид и бросающееся в глаза оформление. Обложка с золотом и кожа, на титульном листе начертано «Петр начал. Анна совершила». Во избежание невольной двусмысленности (две Анны, и одна президент академии) парадный портрет того самого памятника с арапчонком.

— Подойди, — сказала императрица негромко.

Я поспешно застучал копытами по направлению к ней и замер в полной готовности.

— Вижу, Соборное уложение сделал, — без особого интереса сказала она. — Неплохо. А это что?

Поднес книгу с глубоким поклоном. Она со скучным выражением лица лениво пролистнула пару страниц. Внимательно изучила собственное изображение и небрежно скользнула взглядом по первым гравюрам. Торопливо захлопнув, сунула мне и схватила ружье у неподвижно застывшего лакея. Выпалила в окно, отчего зазвенело в ушах и нас накрыло пороховым облаком. Удовольствие от стрельбы в помещении отрицательное.

Я покосился в окно на детский крик, усилием воли удержавшись от ковыряния в ухе. Естественно, она не старалась уложить пробегающего мимо ребенка. Все гораздо проще: прямо под окна егеря выгнали средних размеров кабана. Цвет у него был достаточно странным, будто альбинос, даже сквозь грязь на теле заметно. Наверное, потому и притащили. Обычно Анна Иоанновна на таких мелких не разменивалась. Для нее специально привозили старых опасных секачей и не менее огромных лосей. Особой опасности не существует. Не на рогатину берет, со стороны выцеливает.