— Товарищ Любимов мнит себя святее папы римского, большим коммунистом, чем товарищ Сталин, — скривившись, будто лимон проглотил, перебил меня Каганович.

— Первопроходец именно так и зовётся потому, что впереди него никто оказаться не может, товарищ Каганович, — резко отреагировал я на замечание. — Но я рад, что вы всё-таки признаёте, что я неуклонно следую курсом, указанным товарищем Сталиным.

Лазарь Моисеевич хотел что-то возразить на мою отповедь, но не нашёл подходящих слов и так и остался сидеть с открытым ртом. Но не это было сейчас важно. Дорого бы я дал, чтобы знать, о чём сейчас думает сам Сталин, чьим именем я так беззастенчиво прикрываюсь. Ведь получается, что я противопоставляю его фигуру большинству в ЦК. Между тем, Иосиф Виссарионович и поднялся до таких высот именно потому, что умел организовать и возглавить это самое большинство. А теперь он сам должен обозначить свою позицию, бросить на чашу весов свой авторитет с риском потерять поддержку тех, на кого он столь долго опирался. Но Иосиф Виссарионович не спешил, у него ещё остался один ход, откладывающий решительный момент.

— А что нам скажет товарищ Берия? Как он оценит речь своего подчинённого? — оправдал мои ожидания отец народов.

— Я, товарищи, не видел хронику полностью и начало речи не застал, — потянул чуть-чуть Лаврентий Павлович время, собираясь с мыслями, — но в части стратегии концентрации всех живых сил мирового пролетариата в рамках СССР, учитывая пояснения капитана госбезопасности Любимова и фактическое отсутствие иных продуктивных стратегий победы над миром капитализма, поддерживаю своего подчинённого.

— Лаврентий, но ты же… — от удивления Ворошилов даже не смог закончить свою мысль.

— Я всегда действовал в интересах партии, советского народа и Союза ССР в целом! Как и капитан госбезопасности Любимов. Ситуация сложилась таким образом, что мы вынуждены поступать именно так, а не иначе. — не разочаровал меня человек, всегда мечтавший стать архитектором, в несостоявшемся будущем курировавший во время войны работу важнейших наркоматов и возглавивший атомный проект.

— Ушам своим не верю… — всё так же ошарашено проговорился Ворошилов.

— Товарищ Берия имеет в виду, что я располагаю сведениями особой государственной важности, довести которые могу только до Предсовнаркома товарища Сталина, генерального секретаря ВКП(б) товарища Кирова, наркома обороны товарища Ворошилова, наркома военно-морского флота товарища Кузнецова и наркома иностранных дел товарища Молотова, — влез я в разговор, воспользовавшись повисшей паузой. Секунд десять после моих слов никто не только не произнёс ни звука, но даже и не пошевелился. В комнате повисла мёртвая тишина, но будто в самом воздухе, от трения его частиц, прошелестело страшное слово: "Война!". И почудилось это не только мне одному, я увидел, как одновременно вздрогнули Орджоникидзе и Артюхина.