– Уведи меня, Толик, пожалуйста, уведи… – и шепот этот услышали все в зале, потому что я держал слишком близко к ней микрофон.

И тогда я сказал (обращаясь к залу):

– Простите нас! На этом концерт окончен! Простите нас, пожалуйста!

И вдруг сначала несколько человек встали в зале и ударили в ладоши. Нет, они не хлопали – их ладони лишь слегка касались друг друга… В зале начали вставать, все хлопали так же тихо, и это напоминало не аплодисменты, а скорее, походило на звук шуршащих по асфальту под дуновеньем ветра высыхающих осенних листьев… Кто-то хлопнул громче – на него цыкнули.

Я быстро вел Юлю по проходу между рядами, передо мной все расступались; – и нас по-прежнему провожали печальные звуки легких, словно шелест, аплодисментов…

И у меня мелькнула мысль: «Юля, Юля… Ты и здесь не могла без своего любимого эпатажа… Ушла ты не как все…»

Нас догнал Олег и сунул мне в руку мой плащ и Юлькины плащ и сумочку.

– Монасюк! Увези меня домой, пожалуйста, – шептала Юлька, и я молча набросил на нее плащ, довел ее до обочины, «поймал» такси и вот мы уже сидели на заднем сидении, и я прижимал ее к себе, а Юля, обхватив меня обеими руками, прижималась ко мне и все шептала, шептала…

– Толик, не оставляй меня одну сегодня! Я прошу тебя, не оставляй меня, Толенька, милый…

Я спросил у водителя, нет ли у него бутылки водки. Он остро глянул на нас, о чем-то догадался и молча кивнул.

Когда машина остановилась у подъезда Юлиного дома, я подал водителю 11 рублей, он молчком вышел из машины, открыл нам дверцу, а затем – крышку багажника, откуда достал бутылку «Московской».

Я сунул ее в карман плаща – Юлька не могла стоять на ногах, и мне пришлось подхватить ее на руки. Водитель по-прежнему ни говоря ни слова, открыл мне дверь подъезда, я сказал ему: «Спасибо, отец!» и быстро понес Юльку вверх по ступеням.

Она была легкой, как пушинка.

Перед ее дверью я поставил Чудновскую на ноги, достал из ее сумочки ключи и открыл дверь. И повел ее на кухню.

Я посадил ее за стол, быстро сорвал пробку с бутылки и налил в стоящую на столе чашку граммов 150 водки.

– Выпей, – сказал я, поднося чашку к ее губам. – Тебе надо, выпей, Юля!

Она проглотила водку, как воду. И я здесь же стал ее раздевать.

Снял с ног сапожки, потом с плеч – плащ, и снова взяв ее на руки, отнес в спальню.