Честно — я охренел. Мало того, что нас нарядили в американскую военную форму, так еще и документы сделали. Конечно, серьезную проверку они вряд ли пройдут, да только, кто тут будет проверять. Сейчас все подняты по тревоге. По всем дорогам носятся автомобили военных, стационарных постов, наоборот, — мало. Все пребывает в движении, и мы тоже. Пролезли как по маслу, на границе только пришлось повозиться. Погранцы оказались людьми серьезными и на общий кипишь никак не отреагировали. Спокойно несли службу, охраняя границу. Пришлось пострелять. Я, естественно, не участвовал. Да и боя-то как такового не было. Пограничников было меньше десятка, и покрошили их быстро. Прикопав трупы, рванули на ту сторону. Через десяток километров к нам присоединились бойцы Судоплатова. Восемь подготовленных бойцов — это уже сила.

Я лежал в кузове и размышлял. Тело болело уже не так сильно — работала наркота. Истомин, правда, сказал больше не даст, о здоровье печется. Какое, на хрен, здоровье? Тут бы просто выжить!

— Александр Петрович?

— Здесь я. Говори.

— Спросить хотел…

— Ну?

— Как выбираться-то будем? Наметки есть?

— Ты думаешь, вас сюда в один конец заслали и про выход никто не думал?

— Нет. Просто шум такой подняли, на ушах все стоят.

— Нам главное на самолет попасть. До Кубы. Там уже «корыто» готово.

— Опять этот грязнущий «банановоз»?

— Чего, понравился? — с усмешкой произнес Истомин и повернулся ко мне.

Петрович сидел рядом со мной в кузове грузовика, едущего в неизвестность. Ну, для меня в неизвестность. Лежу тут, не вижу и не понимаю ничего. Снаружи дождь зарядил, как из ведра. Когда поднимался полог тента, видел серые, тяжелые тучи. Струи воды барабанят по тенту сверху, пугая гулкими ударами.

Удалось поспать чуток, сейчас проснулся и стал приставать к Истомину. Тот явно нервничает, хотя пытается скрывать это.

— Как с Муратом вышло? — вдруг спросил Петрович.

Я только скрипнул зубами и закрыл глаза. Хотел отвернуться, но Петрович сидел справа, а на левый бок — мне никак. Пришлось просто закрыть глаза. Не хотелось ни верить, ни даже думать об этом. Если доберемся до дома, там буду думать. Спрячусь ото всех где-нибудь и посижу в тишине. С закрытыми глазами становилось еще хуже: постоянно стоял образ умирающего друга.

— Александр Петрович, если все пойдет не так, как нужно, оставьте и меня тут.

— Чего, сильно в голову получил? Молчи уже.

Я заткнулся, сообразив, что несу какой-то бред.

— Я проходил через это. Главное сейчас, это близкий человек рядом. А у тебя такой есть.